Возмездие (изд.1972)
Шрифт:
— Все будет так, как ты скажешь, Герберт.
— Вот и отлично. Торопись с завтраком, Лизель. Мы так голодны, что, кажется, съедим друг друга.
— Лизель, ты все ещё дружна с Бертой Шталекер, не так ли? — спросил Ланге, когда с едой было покончено.
— А как же, Герберт! Она очень хорошая, Берта.
— Что она, здорова?
— Я видела её позавчера. Здорова, но очень ей достаётся.
— Не пойму. Они же одни с Отто? Детей-то нет.
— Нет детей, есть взрослые нахлебники.
— О ком ты?
— Офицеры у них живут. Два офицера. Гостиницу ведь разбомбили. Вот к ним и определили двоих. И стирай на них, и готовь. — Лизель вздохнула: — Правда, сегодня, кажется, жильцы должны были уехать.
Ланге шумно перевёл дыхание. Не смог сдержать вздоха и Аскер.
Он сказал:
— Мы хотим попросить вас отправиться к Берте Шталекер. Поговорите с ней, поинтересуйтесь, будут ли у них жить другие офицеры. О нас, разумеется, ни слова.
— Сейчас?
— Пожалуйста. Только не задерживайтесь. Мы ждём вас.
Лизель вновь покинула дом.
Когда она вернулась, Герберт заканчивал бритьё. Аскер дремал, положив голову на руки: дали себя знать события минувшей ночи и то, что произошло в первые часы их пребывания в городе. Скрипнула дверь. Аскер вскочил на ноги.
— Это я, — сказала Лизель. — У Шталекеров все в порядке. Берта одна в доме. Гостей больше не предвидится.
— А Отто? — спросил Ланге.
— Он на заводе.
И Лизель принялась стаскивать плащ.
— Погоди раздеваться. — Герберт подошёл, ласково коснулся руки жены. — Очень устала?
— Нет, что ты!
— Тогда придётся выйти из дома ещё разок. Но это — в последний.
— Присядьте, фрау Лизель, — сказал Аскер. — Значит, так. Мы просим вас позвонить на завод… Но все по порядку. Звонить надо не из аптеки или, скажем, из магазина. Только из будки, чтобы вас не слышали посторонние, поняли?
— Да.
— Из будки, — повторил Аскер. Он обернулся к Герберту: — Теперь говорите вы.
— Звони по тому же номеру, что и ко мне, когда я работал на заводе. Номер помнишь?
— Конечно, Герберт.
— Но проси на коммутаторе не седьмой цех, а третий. Запомни: третий цех. И когда ответят, скажешь, чтобы позвали к телефону механика Отто Шталекера.
— Третий цех, механика Отто Шталекера, — повторила женщина.
— Ему, то есть Отто, скажешь: «Говорит Лизель. Вы мне нужны по срочному делу. Жду вас у ворот завода через пятнадцать минут».
— Поняла.
— Подъедешь туда, встретишь его и объяснишь, что я вернулся, что Отто должен немедленно после работы прийти к нам домой. И пусть он никому не говорит об этом. Все поняла?
— Да, Герберт.
— Ну, отправляйся.
Лизель в третий раз покинула дом.
Для Аскера и Ланге вновь потекли минуты томительного ожидания.
В одиннадцать часов дня лаборатория, производившая по заданию гестапо анализ найденных в лесу парашютов, дала заключение: шёлк советского производства.
Несколько позже из Гамбурга прибыли авиационные эксперты. Они заявили: предъявленные парашюты — русские.
В середине дня оперативные группы гестапо закончили обследование района, где были обнаружены парашюты. Поиски результатов не дали. В числе многих допрошенных был патрульный, останавливавший Ланге и Аскера на пути к вокзалу. О своей ночной встрече солдат умолчал, боясь, что ему нагорит. Однако позже он под большим секретом рассказал обо всем дружку. Тот оказался осведомителем армейской контрразведки и об услышанном немедленно донёс абверофицеру, у которого находился на связи.
Патрульного арестовали. Он показал: один из встреченных ночью военных упомянул о зенитной батарее на опушке леса, утверждая, что идёт оттуда.
Немедленно был опрошен командир батареи. Он заявил, что в указанное время ни один солдат или офицер не покидал огневой позиции. Все были на местах, ибо часть ночи подразделение вело огонь по самолётам русских, а затем приводило в порядок орудия и приборы.
Установив все это, шеф гестапо штандартенфюрер Больм вызвал помощника, штурмбанфюрера Бруно Беккера. В кабинет вошёл невзрачный человек с массивной челюстью, непрестанно двигавшейся, будто обладатель её все время что-то жевал. В вечном движении находились и руки Беккера, точнее, его пальцы, длинные, гибкие, тонкие. Они то ласково поглаживали друг дружку, то беспокойно ощупывали портупею или борт мундира, то короткими торопливыми движениями разминали сигарету, если Беккер собирался закурить.
Беккер был умен, хитёр и умудрён большим жизненным опытом. Карьеру, как он сам любил говорить, он выстрадал, начав с рядового детектива в криминальной полиции во времена, когда ещё и не пахло нацистами. Своего начальника штандартенфюрера Больма он считал образцом контрразведчика и стремился во всем ему подражать.
— Ну, — сказал Больм, — докладывайте, Беккер, да поживее.
— Вы имеете в виду дело с парашютами, господин штандартенфюрер?
— Его, Беккер, что же другое? Парашютов было три. Полагаете, надо искать троих?
— Один или два парашюта могли быть грузовыми, — осторожно сказал Беккер. — Один уж во всяком случае.
— Резонно. Вот и патрульный показал: ночью из леса вышли двое. Однако никто не поручится за то, что прилетели не трое. Один, отделившись от партнёров, мог уйти в другом направлении. Искать троих, Беккер!
Штурмбанфюрер наклонил голову в знак того, что согласен с шефом. Однако в действительности он придерживался другого мнения. Приземлился ночью в незнакомом лесу и ночью же идти на станцию — это было слишком опасно, вряд ли рискнули бы на такое вражеские разведчики.