Шрифт:
Александр Лаптев
ВОЗМЕЗДИЕ
(Фантастический рассказ)
Роскошный летний день пылал во всей своей красе - раскалённое солнце жгло нещадно, синева неба выцвела, неподвижный воздух был сух и жгуч; листья на деревьях вдоль покрытых белой пылью дорог безвольно повисли, и все замерло в природе, смолкли даже кузнечики. Я любил в такую пору выйти из прохладного дома, сложенного из черных пористых брёвен, устроенного разумно и прочно, - и пройтись вдоль тихой улицы, по деревянным мосткам, вдохнуть полной грудью горький запах полыни, принимающей на себя весь жар полуденного солнца, рассмотреть знакомые и в то же время сделавшиеся вдруг незнакомыми соседские дома, покосившиеся заборы, накренившийся столб на перекрёстке с натянутыми проводами, сочно зеленеющие кусты смородины и крыжовника, выглядывающие из чужих огородов, и вообще всё, что попадало на глаза, потому что всё вдруг необыкновенно переменялось, и вся деревня приобретала незнакомые черты, так что можно было подумать, что попал в какое-то незнакомое место, - вот что может совершить полуденное июльское солнце на той земле, что шесть месяцев в году укрыта снежными сугробами. В такой жаркий день на улице редко встретишь человека, все благоразумно сидят по домам и ждут вечера, когда можно будет безопасно выйти из-под укрытия толстых стен и приняться за необходимую работу. Период этот летней сибирской жары - довольно короток, недели три, не больше, - с первых чисел июля и - по двадцатое, двадцать пятое. Всё эти дни я упорно совершал свои послеобеденные прогулки. Для чего? Быть может, набирался тепла на долгую зиму?.. В тот день я вышел из дома сразу после обеда. Встав посреди дороги, посмотрел по сторонам и увидел, что улица совершенно пуста. Поразмыслив несколько секунд, повернул влево и пошёл по направлению к паромной переправе. Солнце оставалось слева и чуть сзади меня, следовательно, глаза не слепило, а так, жгло немного одно ухо да припекало затылок. Я брёл, утопая в мягкой невесомой пыли, и чему-то радовался. Поднимая изредка взгляд, видел совсем близко темнеющий склон горы, поросший густым лесом, а правее, за рекой - необозримые открытые пространства с сочными лугами, болотами, красными и жёлтыми цветами, с птичьими гнёздами, с хлюпающими низинами и твёрдыми возвышенностями, с ароматами трав и со всей своей сложной жизнью, что кипит рядом с нами и вовсе не замечает нас. Всякий раз, когда я смотрел на эти просторы за рекой, мне хотелось войти в эти поля, в эти роскошные луга, упасть лицом в траву и лежать так долго, вдыхая запах трав и земли и слушая зелёный звон и стрёкот такой близкой и такой далёкой от нас жизни. Шагая очень медленно, медленно, как только мог, через полчаса я добрался до переправы. В эту пору паром обычно бездействовал: автобус из города приходил не раньше четырех, а местные жители, как я уже сказал, сидели по домам. Паромщик - сухонький мужичок, в вечной своей кепке и кирзовых протёртых сапогах, - прятался от солнца в крошечной алюминиевой будочке спал, вытянувшись на деревянной лавке или сидел возле раскрытой двери, курил самокрутку и глядел мечтательно на мутную воду. Обычно, спустившись к переправе, я останавливался на несколько секунд и как бы прислушивался к чему-то, глядел вдаль, за реку, на горы и на небо, а потом поворачивался и шёл обратно, словно исполнив некий долг. Но в этот день
– Я живу в городе. А здесь у меня дача. Приезжаю на лето отдыхать. Женщина подняла голову и глянула поверх моего плеча. Я оглянулся и увидел совершенно пустую улицу у себя за спиной, чёрные дома и белую пыль на дороге; всё это дрожало и переливалось в раскалённом воздухе. Где-то там, вдали, находился в окружении разросшейся полыни мой дом - дом холостяка, который стал меня уже тяготить своим однообразием.. "Сейчас или никогда!" - пронеслось в мозгу. Я уже открыл рот, но в этот момент женщина сделала шаг вперёд, и я машинально посторонился, почувствовав внезапное желание схватить её в свои крепкие объятья. Но я слишком хорошо был воспитан, и ничего такого себе не позволил, а лишь последовал за незнакомкой, надеясь по дороге завоевать её симпатии. - Это какая улица?
– спросила она, когда мы прошли метров пятьдесят. - Советская, - ответил я с готовностью и хотел добавить, что я сам живу на этой улице, но не добавил, потому что вдруг подумал, что красивая женщина приехала к своим знакомым, или к знакомому, а потому спрашивает улицу. И если это так, то она должна сейчас спросить номер дома, и тогда всё пропало. Но вопросов больше не последовало. Мы шли в странном молчании среди деревенской тишины и смотрели по сторонам. Женщина испытывала явный интерес к местной архитектуре, и я тоже делал вид, что интересуюсь. - Жарко сегодня, вы не находите?
– спросил я минут через пять. - Да, жарковато тут у вас. Я потихоньку огляделся. Хоть бы что-нибудь произошло! Выехал бы трактор из-за угла, перебежала дорогу ошалелая курица, взлаяла собака... Как умерли все. - Тихо как, - проговорила женщина. - Да, да... Между тем, мы приближались к моему дому. Ругая себя за нерешительность, я считал уже доски собственного забора и молил небо явить какое-нибудь чудо. И чудо произошло! Женщина, пройдя уже мимо, остановилась вдруг и посмотрела на крашеные зелёной краской ворота. - Это какой номер дома? Я судорожно сглотнул. - Восемьдесят четыре. - А кто в нём живёт? - Я живу. - Вот как?
– Женщина повернулась ко мне и повторно рассмотрела меня. Значит, это ваш дом? - Да, мой. Я в нём живу, - произнёс я, и добавил: - один. - Что - один? - Один живу, - сказал я и, кажется, покраснел. Женщина опять поглядела на ворота, перевела взгляд на окна и прищурилась. Я переминался с ноги на ногу. - А этот дом?
– перевела она взгляд влево.
– Кто в нём? - Да так, - проговорил я неохотно и скорчив гримасу небрежности.
– Старик один, он сумасшедший. - Сумасшедший?
– улыбнулась она.
– Это интересно! Что с ним? - Да так, ничего особенного, - проговорил я, внутренне досадуя на себя за болтливость. Но теперь уж приходилось давать объяснения.
– Какая-то мания у него. От кого-то он всё время прячется, кто-то хочет его убить... Женщина оглядела внимательно дом соседа, потом посмотрела на мои зелёные ворота и перевела взгляд на меня. - Ну так что? - Что? - Приглашаете вы меня к себе или нет? - Вас?!.. Ну да, приглашаю, конечно, приглашаю!
– Я почти бегом кинулся к воротам и распахнул калитку.
– Прошу! Женщина окинула взглядом пустынную улицу, поглядела на небо и двинулась ко мне, перепрыгнув по пути небольшую канаву для отвода дождевой воды. Так мы с ней познакомились.
Странность происходящего, и странность вообще всего связанного с женщиной в тот первый день не обеспокоила меня. Вот жаркий июльский полдень, вот глухая деревушка, до которой нужно добираться тремя автобусами, плюс паромная переправа, вот я - небритый и немодный - настоящий деревенский мужик, а вот она - словно сошедшая с подиума, - стройная, красивая, молодая; она подходит ко мне и затевает разговор, потом идёт рядом и останавливается точно перед моим домом! Бывает ли такое? Да, бывает. В жизни один раз. Дом мой не представлял собой ровно ничего выдающегося - обычный пятистенок, я купил его у одного малосимпатичного мужичка лет десять назад. За эти годы я много потрудился, вывез из подвалов и чердаков несколько машин разнообразнейшего мусора, без устали белил и красил, и добился наконец того, что приходившие ко мне перестали морщить носы и поджимать губы. Внутри бревенчатого сруба, семь на семь, стояла большая русская печь, две железных кровати, пара столов, стулья, скамейки и... всё! Самый нехитрый скарб. Но гостья пришла в совершенный восторг при виде моего убранства! Она несколько раз обошла вокруг печки, всё вдвигала-выдвигала закопчённую заслонку, заглядывала в поддув, и чуть не залезла туда целиком. Пришлось пообещать провести вечером показательную топку, и только тогда женщина оставила печку в покое. После она долго и с удовольствием раскачивалась на железных пружинах кровати, лазила по окнам, проверяя, что из них видно, а потом внезапно обнаружила подполье, и мне пришлось спускаться с ней в погреб и показывать его устройство. Заодно я набрал картошки к ужину, взял также по банке солёных груздей и клубничного варенья. Затем мы вышли во двор, и там началась настоящая потеха. Первым делом я показал главную свою достопримечательность - настоящий деревенский колодец, выкопанный прежним хозяином усадьбы. Я мог уже догадаться, что колодец произведёт впечатление, но действительность превзошла все мои ожидания! Едва я откинул верхнюю крышку, как немедленно должен был схватить грациозную женщину двумя руками, а иначе она обязательно свалилась бы в квадратный провал, из которого несло могильным холодом. Женщина перегнулась пополам, и я едва оттянул её, хотя и не без удовольствия, от этого капкана. Освободившись от объятий, она тут же потребовала достать воды на пробу, и даже вызвалась сама крутить барабан. (Забегая вперёд скажу, что с той минуты и во всё время её у меня проживания я был избавлен от довольно утомительной процедуры поднятия воды с десятиметровой глубины и наполнения двух огромных бочек, в которых я грел воду для ежевечерней поливки огорода.) Я, правда, сделал попытку отговорить её, сказав, что использую колодезную воду исключительно для полива; но все уговоры были напрасны, и через несколько минут малознакомая мне женщина выдула на моих глазах прямо из ведра не мало с литр ледяной воды. Я уже стал припоминать, в каком месте стоит у меня малиновое варенье, а также подумывал о более радикальных средствах лечения досадной летней простуды, но женщина оторвалась наконец от ведра и, утёршись рукавом, потребовала продолжения осмотра моих владений. Я подумал в тот момент, что самое время нам познакомиться поближе и спросил, как её зовут. Вопрос неожиданно привёл её в затруднение. Она ответила не сразу, а как бы после некоторого размышления. - Света, - наконец сообщила она, глядя в сторону. Я тогда тоже подумал, прежде чем представиться, но признался всё же, что зовут меня Алексеем. Это её никак не взволновало, и мы продолжили экскурсию по моей замечательной усадьбе. Вообще, женщина мне то нравилась очень, а то не нравилась совсем, - было такое противоречивое ощущение. Но превалировали всё же "местные условия", именно, что жил я в деревне, жил один и дамским обществом не был избалован. Итак, я поводил её по огороду и показал, где что у меня растёт, потом показал летнюю кухню, и после этого мы вернулись в дом. Шёл уже пятый час, и пора было подумать об ужине. Женщина приехала, как выяснилось, без куска хлеба, зато предложила мне за проживание и за "стол", как она странно выразилась, - ровно миллион рублей, протянув мне пачку новеньких Десятитысячных купюр. Я хотел, было, обидеться, хотел взять и как-нибудь с апломбом вернуть, но лишь повертел деньги в руках и протянул обратно, выразившись в том духе, что пока что, слава богу, не нуждаюсь, и что если мне понадобится, я у неё попрошу. Конец дня прошёл нормально. Гостья вела себя очень естественно и пребывала в видимом спокойствии, я же наоборот - волновался без причины и чувствовал себя так, словно это я пришёл в чужой дом, словно я - женщина, беззащитная и слабая, пристала к незнакомому и, быть может, опасному мужику с трёхдневной щетиной на физиономии. Но оказалась она совершенно без комплексов и кончили мы наше знакомство так, как и следовало этого ожидать. Я опускаю здесь некоторые промежуточные этапы, потому что не ради этой стороны дела затеял свой рассказ, а сообщаю лишь сам факт, так как не вижу причины, почему не сообщить... Проснулись мы на другой день довольно поздно. То есть, это я проснулся и долго ничего не мог понять, - хлопал глазами и пытался припомнить вчерашние события. Увидев на столе остатки ужина, сразу вспомнил всё: мою прогулку до парома, красивую женщину в синих обтягивающих джинсах, знакомство и экскурсию по огороду, затем - продолжительный ужин, закончившийся так странно. Быстро одевшись и убрав посуду со стола, включил чайник и вышел на улицу. Солнце поднялось уже высоко и начинало палить. День обещал быть жарким. Гостья проспала до обеда. Несколько раз я порывался разбудить её, но меня удерживало единственное затруднение - я не знал, как к ней обратиться. К счастью, она проснулась сама, и я услышал её хриплый спросонья голос: - С добрым утром. Как настроение?
– Приподнявшись на локте, она смотрела на меня своим пронизывающим взглядом. - Ничего, - отвечаю, - а у тебя? - Тоже ничего, - произнесла она и живо поднялась, никак не предупредив о своих намерениях. Я поспешно вышел из дома, вспомнив вдруг одно неотложное дело. Так у нас и повелось: вставали поздно, долго пили чай с вареньями и пряниками, потом гуляли, как два идиота, по деревне. Выполняли кое-какие работы по хозяйству: Света наполняла бочки холодной колодезной водой, делая это почти с экстазом, а я бродил по огороду и высматривал сорняки. Вечером готовил ужин, и часов в семь мы садились за стол - жареная картошка, солёные грибы, огурцы, свежий зелёный лук, укроп и прочие прелести. Всё было хорошо у нас. Но где-то через неделю гостья моя стала выказывать признаки беспокойства. Лицо её сделалось задумчивым, в глазах появился туман, движения как-то замедлились; она охладела даже к моему чудесному колодцу. - Тебе, наверное, скучно у нас, - сказал я однажды, когда мы совершали обычную дневную прогулку по улице Советской. Июль близился к концу, жара понемногу спадала, и скоро должны были начаться обычные в наших местах грозы. Света ответила не сразу. Пройдя несколько шагов и сохраняя задумчивость на лице, произнесла: - Нет, мне не скучно. У вас тут хорошо. Очень хорошо. Ты сам не понимаешь, до чего у вас тут хорошо! Я хотел усмехнуться, но, заметив серьёзность, с какой это говорилось, лишь кивнул головой. - Просто мне нужно будет скоро возвращаться. Я остановился. - Ты что, хочешь уехать? Света остановилась тоже. Брови её удивлённо приподнялись. - Ну да, - произнесла она очень спокойно.
– Не вечно же мне тут жить. Я на время здесь, и время это подходит к концу. "Так-так, - подумал я с досадой, - ловко!" Что ловко, я и сам не знал. Хотелось спросить, где она живёт, намекнуть на продолжение знакомства в городе, но я промолчал. Захочет - сама скажет, а нет - и не надо. Но настроение порядком испортилось, так что даже удивительно - с чего бы уж так? Вечером Света поинтересовалась мимоходом: - А что этот твой сосед, помнишь, ты про него говорил? - Который? - Ну этот, в восемьдесят шестом доме. - А-а, Сафроныч? - Ну, я уж не знаю, как вы его зовете. Я его видела в огороде несколько раз, он всегда в коричневой рубахе ходит. - Точно, это он и есть, - подтвердил я. - Ну и?.. - Что - ну и? - Расскажи мне о нём.
– Закинула ногу на ногу и приготовилась слушать. Меня удивило такое любопытство, но я не подал вида и начал рассказывать: - Да что говорить... Пенсионер, инвалид. Утверждает, что воевал, имеет ранения и контузию в голову. Живёт один в доме, ни с кем не знается, местные его не любят. Вот, пожалуй, и всё. - Так он не местный? - Кажется, нет. Впрочем, могу ошибиться. Я сам приезжий. Света напряженно о чем-то думала. Сделав паузу, я дополнил: - Его тут все считают помешанным. Я тебе уже говорил. - Да, я помню, - кивнула женщина.
– У него мания преследования. Правильно?
– Верно, - ответил я, - люди так говорят.- Он даже в психушке сидел. - Опасается за свою жизнь? - Ага. - Слушай, - оживилась она, - а ты не мог бы меня с ним познакомить? - Познакомить? А зачем? - Мне надо. Я ухмыльнулся. - Надо ей... Хороший ответ. Ты, может, психиатр? - Нет. - Или журналист? Коллекционируешь всякие ненормальности? - Нет, я не журналист. - А кто же ты?
– задал я давно приготовленный вопрос. - Я не могу тебе сказать. Пока. Я закивал сочувственно: - Понимаю, понимаю... - Так что, познакомишь? - Познакомлю... если только он сам захочет знакомиться. - А почему он не захочет? - Ну я только об этом говорил, что он нелюдимый, больной человек. - Ну ты придумай что-нибудь, пригласи в гости, купи коньяк, скажи, что у тебя день рождения. Я слушал и удивлялся. Серьёзность, с какой это всё излагалось, умиляла. - Но у меня нет никакого дня рождения!
– произнёс я, как мог, убедительно.
– Я родился зимой, семнадцатого декабря, а теперь лето, июль на дворе. И потом, откуда я возьму коньяк? Была бутылка вина, и ту мы с тобой выпили. Помнишь, в первый день?
– Я улыбнулся и подмигнул собеседнице, желая навести её на более приятную тему. Света улыбнулась тоже, но тему не поддержала. Тем и кончили. Но скоро разговор получил продолжение. Час спустя женщина вошла в дом и деловито вытащила из сумочки и поставила на стол две бутылки коньяка, коробку шоколадных конфет и пакетик концентрированного апельсинового сока. - Вот, - сказала она. - Что, вот?
– переспросил я глядя на покупки, в особенности, на армянский пятизвёздочный коньяк по пятьдесят тысяч за бутылку, продававшийся в магазине у переправы и который никто у нас
– воскликнул я.
– И что за фантазия пришла тебе в голову? Если уж на то пошло, давай выпьем коньяк вдвоём, зачем нам этот дурак?
– Я даже рассердился немного. - Тогда я сама пойду к нему. - Сама пойдёшь?
– переспросил я машинально. - Да, возьму коньяк и пойду! Прямо сейчас. Я поглядел ей пристально в глаза, опасаясь, не поехала ли у неё крыша от жары, но взгляд был чистым, в лице видна была твёрдая решимость, и я ответил со вздохом: - Ну хорошо, я попробую, но предупреждаю, что он вряд ли согласится прийти. - Почему? - Потому что он мне не поверит. - Почему не поверит? - Потому что я уже сказал, что он никому не верит и всех боится. - Даже тебя? Я глубоко вздохнул и потёр с силой глаза. Поднявшись, взял бутылку в правую руку и пошёл вон. Через минуту я постукивал осторожно костяшками пальцев в некрашенную занозистую дверь. Та, как всегда, была на запоре, и я сразу встал таким образом, чтобы меня видно было из кухонного окна, через которое сосед имел обыкновение разглядывать своих редких гостей. Прошло минуты две, занавеска за стеклом шевельнулась. Я сделал вид, что не заметил этого и продолжал очень деликатно стучать, и начал даже насвистывать, поглядывая на небо и делая беззаботное лицо. Как бы невзначай, я переложил коньяк из одной руки в другую и переступил с ноги на ногу. Послышалось кряхтенье, потом защёлкали многочисленные замки, и дверь приоткрылась. На меня уставились мутные глаза, подёрнутые дымкой надвигающегося маразма. Тут же я услыхал надтреснутый голос смертельно уставшего человека: - Чего надо? Я выругал себя, что согласился на глупую затею, но не повернулся и не ушёл, а поднял руки и показал старику бутылку с пятью звёздочками полукружьем на жёлтой этикетке. - Вот, коньяк принёс, день рождения у меня сегодня. Тридцать пять стукнуло. - Коньяк принес... - Угу. Старик находился в видимом затруднении. Руки его готовы были захлопнуть дверь, но бутылка с коричневой жидкостью притягивала взгляд, и он не уходил. - День рождения у меня, - снова начал я, но старик вдруг отступил и произнёс своим скрипучим голосом: - Заходи. Я сделал шаг, но тут же остановился. - Вообще-то я хотел вас к себе пригласить. - Я не пойду!
– испугался старик, глаза его наполнились ужасом, и он схватился за дверь. - Ну хорошо-хорошо!
– произнёс я успокаивающе.
– Посидим у вас. Какая, собственно, разница? Таким образом совесть моя осталась чиста, - я сделал всё, что мог, но задуманное не получилось. Глупая женская затея, конечно же, лопнула. Жилище вполне соответствовало нраву своего хозяина - тёмное, затхлое, с маленькими грязными оконцами, напоминающими бойницы средневековой крепости, причём, окна не открывались, потому что рамы были сплошными, и ни в одном окне не было форточки. На кухонном столе сгрудилась немытая посуда, валялись корки хлеба, мухи летали с нахальным жужжанием и норовили залететь чуть не в рот. Старик сдвинул посуду на одну половину и достал из шкафа два стакана, предварительно сдунув с них пыль. В движениях его появилась несвойственная ему торопливость и что-то похожее на заискивание. Усмехнувшись про себя, я сел на предложенный табурет и водрузил бутылку на стол. Скоро появились рядом огурцы и лук с огорода, сало из погреба, хлеб, порезанный крупными ломтями, и сам хозяин поместился передо мной со своей сморщенной физиономией. Я представил на его месте мою очаровательную гостью, и тоже сморщился. Содрал пробку с бутылки и разлил грамм по пятьдесят. - Ваше здоровье! Мы чокнулись и выпили. Я сразу же налил по второй... Настроение стало улучшаться, ситуация уже не казалась неприятной, а, скорее, забавной. Вот сижу я, а вот полупомешанный старик, вот здоровая деревенская закуска на столе, а вот, в соседнем доме, ждёт меня красивая женщина со злыми глазами, а я тут пью, балагурю и в ус себе не дую! Ха-ха!.. - Так вы утверждаете, что вам нравится деревенская жизнь?
– витийствовал я через несколько минут (хотя старик ничего такого не утверждал, а больше молчал, отделываясь междометиями или вовсе ничего не значащими звуками). Стало быть, вас устраивает это всё?!.. (Старик сосредоточенно жевал сало.) И этот дом, и улица, и мухи, и комары?.. Не знаю, как вы, а я бы долго тут не смог. Месяц, ну от силы два. А жить здесь целый год, не-ет, извините! Это не по мне. Старик всё молчал и даже не смотрел на меня, кажется, вовсе не замечал, а я чувствовал приятное расслабление от хорошего армянского коньяка, мне неудержимо хотелось рассуждать - всё равно о чём, - что-нибудь доказывать, энергично кивать головой и заедать всё это салом и зелёным луком, схваченным в тугой пучок. - Так что, нравится вам здесь?
– не унимался я.
– Как вам нынешнее лето? У вас есть дети? Вообще, была семья? Старик даже бровью не повёл, он напряженно о чём-то думал, решал неразрешимую загадку, - чёрт его знает, чем постоянно были заняты его мысли?.. Но самое удивительное - он как будто вовсе не пьянел, пил стакан за стаканом и оставался всё таким же - с хмурым лицом и неподвижным взглядом мутных глаз. Я, кстати, не описал его внешность до сих пор, но это потому, что он не являл собой ничего оригинального - худой сморщенный старикан, невысокий, сутулый, одевается во что придётся и чистоплотностью вовсе не отмечен. Неприятный тип. Поэтому, когда коньяк закончился, я с облегчением поднялся, намереваясь покинуть сей гостеприимный уголок. - Ну, до скорого!
– воскликнул я, улыбнувшись во весь рот. Старик повернул голову и посмотрел на меня своим медленным, если так можно выразиться, взглядом. - Пока!
– снова воскликнул я и, не дожидаясь, когда смысл сказанного дойдёт до старого маразматика, направился к выходу. - Погоди!
– произнёс старик, и это показалось мне до того необычным, что я тут же и остановился. - Что вы сказали?
– Ухватившись за косяк, я стоял, покачиваясь, словно на палубе морского корабля.
– Вы, кажется, сказали мне - погоди? Старик снова впал в свою спячку, он смотрел на меня неподвижным взглядом, и ничего нельзя было прочесть в его лице. Выждав несколько секунд, я отвернулся и шагнул за порог. - Погоди!
– снова услышал я и опять вынужден был остановиться. Старик уже стоял на ногах, в лице его появилась некоторая осмысленность. Он сделал шаг ко мне.
– Ещё есть?
– проговорил он, ударяя на последнем слове. - Что есть?
– ответил я довольно грубо, хотя понял, что он имел в виду. (Потому что мне совсем не понравились его замашки, - вылакал пол-литра дорогого армянского коньяка и не крякнул, даже с днем рождения не поздравил.) - Бывай, - произнёс я развязно и вышел во двор. С удивлением заметил, что уже стемнело, натурально наступила ночь, высыпали на чёрном небосводе разноцветные созвездия, и сделалось так хорошо и необыкновенно, как бывает лишь тёплой летней ночью в глухой деревне. Постояв на крыльце и полюбовавшись на Большую медведицу, которая, казалось, подмигивала мне всеми своими разноцветными звёздами, я вышел неуверенной походкой за ворота и направился домой, в свою избу. Но приключения мои в эту ночь ещё не кончились. Всё ещё только начиналось. События, произошедшие тогда, были до того странны, что я не нахожу возможным их как-нибудь комментировать, а просто расскажу, как они происходили, по возможность точно и беспристрастно (насколько это возможно, учитывая моё тогдашнее не вполне трезвое состояние). Итак, я вернулся домой уже в двенадцатом часу. Света, к вящему моему удовольствию, спать ещё не легла, и я с порога начал рассказывать ей, смеясь, как я пришёл к старику и предложил пойти ко мне в дом и как он категорически отказался, и тогда я остался у него, потому что "неудобно было уже уходить". Против ожидания, она не стала меня корить, а вместо этого быстро спросила: - Ты про меня говорил ему что-нибудь? - Нет, - удивился я, - а что, нужно было сказать? Не ответив, прошла к окну и выглянула на двор. Я смотрел, стараясь не качаться, на её худую спину и думал о том, что самое время гасить свет. Но Света думала иначе. - Вот что, - сказала она, оборачиваясь, - ты должен снова пойти к нему. Несколько секунд я тупо смотрел ей в лицо. - К кому?
– наконец выговорилось. Внезапно я почувствовал себя полным идиотом. Света сделала ко мне два шага, свернула влево и на секунду пропала из поля зрения. Потом раздался стук, и, скосив глаза, я увидел стоящую на столе бутылку армянского коньяка. Полную. Под самую пробку. - Ты её не выпила?
– ухмыльнулся я. - Нет. Сейчас ты пойдёшь к этому и предложишь ему выпить. - Зачем? - Так надо. Сделай это для меня. Я зажмурился, словно желая проснуться. Но не проснулся, потому что не спал. - Так ты идёшь?
– Она уже стояла передо мной - прямая, длинная, напряженная - и впервые я совершенно отчетливо почувствовал к ней неприязнь. Но мысли и поступки наши слишком часто расходятся. - Давай пузырь. Я иду.
– Сказав это, протянул руку и взял бутылку за горло. Женщина проводила меня до двери и произнесла внушительно: - Старайся ничему не удивляться и ничего не бойся. Помни, что с тобой всё будет нормально. - Ладно, - пообещал я на всякий случай и сошел с крыльца. На этот раз я пошёл прямо к окну. Когда старик выглянул, показал ему через стекло свою пятизвёздочную тару и сделал для пущей убедительности выразительный знак бровями. Старик чего-то колебался, всё заглядывал мне через плечо, будто надеялся кого-нибудь увидеть в кромешной тьме. Я стукнул довольно сильно в стекло кулаком. - Ну, ты чего, открывай! Занавеска задёрнулась, и я двинулся к дверям. - Ты один?
– спросил старик, всё ещё не решаясь отомкнуть. Я развёл руки. - Вроде, один... Через минуту мы снова сидели за столом, старик разглядывал меня с нескрываемым подозрением, а я молчал и старался ничему не удивляться и ничего не бояться. Казалось, он хочет что-то сказать, но губы его кривились, и он ничего не говорил. - Ну что, выпьем?
– Не надеясь на ответ, я раскупорил бутылку и поднёс горлышко к носу, вдохнул с наслаждением: - Ах! Старик подвинул стаканы, и жидкость, похожая на крепкий остывший чай, забулькала в узком горлышке. - За всё хорошее!
– провозгласил я и одним духом вылил в себя горючую жидкость. Горло мне обожгло, в мозг ударила жгучая волна, а в следующую секунду мне сделалось необыкновенно хорошо, тепло и томно, как бывает именно после коньяка, после доброго глотка, от которого захватывает дух и голова словно вспухает. Отдышавшись и придя в себя, я заметил, что старик всё ещё держит свой стакан в руке, бросая на меня испытующие взгляды. Я взял с тарелки свежий огурец и, откусив, принялся хрустеть на всю кухню. Старик всё сверлил меня взглядом, стакан в его руке чуть заметно дрожал. - Ну ты что, будешь пить?
– воскликнул я, кусая хлеб.
– А то я один выпью. Смотри!
– Я потянулся за бутылкой, и в этот момент старик поднёс стакан к носу, понюхал, сморщился ещё сильнее и начал пить маленькими глотками. Опорожнив стакан, поджал губы и вытаращил слезящиеся глаза. - Что, хорош коньячок?
– осклабился я, и в этот-то момент начались странности. Cначала мы услышали отчётливый стук в окно. Повернув голову, я увидел в чёрном проёме свою экстравагантную гостью. Она делала мне знаки руками, в смысле которых нельзя было ошибиться. - Кто это?
– спросил старик, привстав со стула. - Это моя гостья, она живёт у меня уже две недели, приехала откуда-то из города, а вообще-то я ничего про неё не знаю.
– Проговорив такую длинную фразу, я удивился про себя: чего я принялся так подробно всё расписывать? - Странная она какая-то, - добавил я, будто сказал ещё недостаточно. Глаза у старика округлились, губы затряслись, и он чуть не заплакал. Он поглядел с ужасом на бутылку на столе. - Это она дала тебе коньяк? - Да, - ответил я просто, - это её коньяк, обе бутылки. Она велела мне взять их и пойти к вам, чтобы я представился, будто у меня день рождения и чтобы пригласил вас к себе домой, но потом, когда вы отказались...
– я бы продолжил рассказ, но в это время в стекло ударили с такой силой, что затрещала рама. - Откройте!
– услышали мы пронзительный голос и сразу поднялись и пошли в сени. Старик не спорил и не пытался мне помешать. Мы одновременно достигли выходной двери, и я спросил заплетающимся языком: - Света, это ты? - Ну конечно я. Открывай скорее. Я отодвинул деревянный засов, и через секунду нас стало трое. Мы вернулись в кухню и уселись вокруг стола. Света поочерёдно разглядывала нас. Не знаю отчего, но я почувствовал за собой некую вину. Склонил голову набок и произнёс что-то вроде: - Так вот... Тогда она взяла бутылку и, наполнив до середины один стакан, протянула старику. - Пей! Несчастный старикан безропотно взял стакан из её рук и начал судорожно глотать. Женщина внимательно следила за ним. - Как ваше имя?
– спросила она строгим голосом, когда он одолел жидкость, похожую на остывший чай. - Сафронов... - Я спрашиваю подлинное имя! Старик уронил голову на грудь. - Я жду! - Барнс. - Год рождения? - Семьдесят шестой. - Полностью! - Три тысячи сто семьдесят шестой... - Место рождения? - Третья система... колония эф-два-эм. - Громче! - Эф-два-эм!
– добавил голосу старик. Я переводил взгляд с женщины на старика и пытался вникнуть в смысл такого необыкновенного диалога. Надо думать, вид у меня был довольно глупый. Однако до меня никому не было ровно никакого дела. А разговор между тем продолжался; происходящее походило на беседу строгой учительницы с нашкодившим учеником. - Где проходили подготовку? - База на Деймосе. - Квалификация? - Пятая ступень. - Общий налёт? - Двести тысяч. Я поднял руку, желая привлечь к себе внимание. - Это, можно я выйду? Женщина досадливо мотнула головой, и я поднялся. - Перечислите боевые операции, в которых принимали участие, - слышал я уже в коридоре. Старик что-то забубнил в ответ... Когда я вернулся через несколько минут, то застал такую картину: старик стоял навытяжку возле стены, а женщина отчитывала его громовым голосом, находясь в метре от него, стоя со сжатыми кулаками и сверкающими глазами. Казалось, старика хватит удар. - ... из-за таких как вы наша цивилизация оказалась на грани гибели, вы повинны в смерти миллионов людей!
– кричала женщина самым невероятным голосом. - Я выполнял приказ... - Молчать!
– рявкнула женщина так, что я присел.
– Не сметь оправдываться! Старик пошатнулся и уперся спиной в стену. Глаза его закрылись от слабости. - Смотреть на меня! В глаза! Я сказала - в глаза мне смотреть!!.. Я почувствовал, что у меня зашевелились волосы на затылке. Женщина обернулась на секунду: - Иди в дом и ложись спать, я скоро приду. Иди и ложись спать! Я тут же развернулся и направился к выходу. Мне сказали -я пошёл, всё нормально. - Стоять!
– зазвенело в стёклах. Оглянувшись с порога, я с облегчением перевёл дух: команда относилась не ко мне.
– Не сметь садиться, я сказала - не сметь!.. Старик дрожал всем телом, словно куст смородины на пронизывающем осеннем ветру. Женщина нависала над ним подобно гигантской кобре или, лучше, удаву. Я поспешно отвернулся от жуткой картины и шагнул в темноту. Через пять минут я спал в своей кровати сном праведника. Конец этой истории таков. На другое утро часов в десять меня растолкала Света и сообщила, что они уезжают. Голова у меня была как набитая, вчерашние события начисто вылетели из памяти. Кто "они" и куда уезжают?
– спросил я, но не получил ответа. Света деловито укладывала свои немногочисленные вещи в сумочку. Пришлось мне подняться. Выйдя на двор, я остолбенел - там стоял, сложив руки по швам как солдат, мой престарелый сосед. Несколько времени я разглядывал его, как бы что-то припоминая, в голове мелькали какие-то обрывки, словно крутилась беззвучно кинолента, пущеная со страшной, ослепительной скоростью. - Всё, мы уходим.
– На крыльцо вышла Света в своём синем джинсовом костюме и с сумочкой через плечо.
– Спасибо тебе за всё.
– Она шагнула ко мне, и я ощутил её твёрдые губы у себя на левой щеке. - Погодите, но как же?
– воскликнул я.
– Что это значит? - Это значит, что больше ты меня никогда не увидишь, и его тоже, - тыкнула пальцем в старика и сошла с крыльца на землю.
– Иди за мной!
– приказала старику, и тот поплёлся за ней, словно был привязан невидимой нитью. К этому времени я уже начал кое-что вспоминать. Я бросился за ними. - Света, что всё это значит?
– Я схватил её за руку и развернул к себе. - Это значит, что мне пора возвращаться туда, откуда я пришла. - А откуда ты пришла? - Это неважно, - произнесла она спокойно.
– Всё равно ты никогда не сможешь туда попасть. - Но почему? - Потому что это невозможно. И не нужно.
– Она отняла руку и пошла по дороге. Старик послушно двинулся за ней. - А он! Куда ты его уводишь? Света приостановилась. - Он пойдёт со мной. Я не могу тебе всего объяснить, но этот человек, он... он не достоин жить в таком месте, спокойно ходить по земле. Старик слушал с таким видом, словно речь шла вовсе не о нём, и когда женщина всё-таки вырвалась от меня, безропотно последовал за ней. Так и остались они у меня в памяти - два человека, уходящие вдаль, в перспективу дрожащего горизонта: высокая стройная женщина и согбенный старик, еле переставляющий ноги. Над дорогой струится жаркий воздух, пыль поднимается от шагов, а они всё идут и идут, - два человека, связанные незримой нитью и бог весть каким ветром занесённые в наш дремучий уголок.
Июнь 2001