Возмездие
Шрифт:
— Идем, — сказал Лайшам.
Его воины поспешили за ним.
— Вы не понимаете, — снова начал Император, и звук его голоса разносился по всему холлу, — вы не понимаете, мы не остановимся ни перед чем. Если нужно, мы будем ее… п-п-пытать (и подумал: «один взмах руки — и этот человек будет мертв, чего же ты ждешь, Полоний?» — но ведь тут его армия, а еще его мучил необъяснимый страх — о, прошлое, прошлое), мы выведем ее из темницы и поставим перед ним, а потом у него на глазах сдерем ей кожу и бросим на съедение муренам.
— Десять тысяч девственниц, — повторил
Он больше не смотрел на своих генералов. Он больше ни на кого не смотрел. Он шел к выходу, к свету, желая поскорее выйти на свежий воздух, скорее вздохнуть полной грудью. Он пойдет к своим солдатам. Он поговорит с ними, напомнит им, что скоро им предстоит самый большой и самый важный бой в их жизни. «Я буду биться рядом с вами. Место генерала рядом с его солдатами, на передовой. Вы увидите, как я мчусь к рядам сентаев и убиваю их. Ибо мой меч — Возмездие».
Они уже выходили из дворца, не обращая внимания на угрозы Императора, когда перед ними вырос еще один отряд гвардейцев. Во главе у них был молодой сановник со смуглой кожей, которого варвар уже видел. Они посмотрели друг на друга.
— Мой сын! — воскликнул позади них Полоний, широко раскрыв объятия и бросаясь вперед, не обращая внимания на еле поспевавшего за ним гепарда.
У Лайшама округлились скрытые забралом глаза. Он? Сын Императора?
Юноша казался изможденным, обессилевшим и не стал сопротивляться, когда его величество сжал его в объятиях с преувеличенным чувством.
— Они его убили, — сказал он.
— Что? — одновременно вскричали государь и варвар.
— Гуонского воина. Они его убили.
Император посмотрел на Лайшама и дернул за поводок, заставляя гепарда приблизиться.
— Он не дался им живым, — вздохнул юноша. Потом, обернувшись к варвару, добавил:
— Я знаю, вам сейчас невероятно тяжело. Но ваш друг сам бросился на них. Все должно было быть иначе. Я заклинаю вас изменить ваше реше…
Рука варвара взметнулась вверх, как молния. Он сжал пальцами тунику и рванул ее на себя, как простую тряпку. Юный азенат оказался в воздухе. Сначала он размахивал руками, потом схватил Лайшама за запястье. Тот в прямом смысле слова держал его на вытянутых руках.
— Послушай меня хорошенько, — сказал голос из-за забрала. — Ты вместе с твоим народом заплатишь за все, что произошло. Сегодня вечером вы приведете на Большую Эспланаду десять тысяч девственниц. Если этого не будет, наши войска предадут город огню и мечу.
Железная хватка разжалась, и принц упал на землю.
Он тотчас же поднялся, отряхнул с себя пыль и бросил на Лайшама взгляд, полный ненависти.
— Вы сумасшедший, — процедил он.
Полоний, который все это видел, пожал плечами и наклонился погладить гепарда. Потом он развернулся и двинулся назад, а его свита покорно засеменила за ним, перешептываясь и звеня оружием.
К дворцу двигалась делегация сенаторов. Их было около сотни, и все они шли твердым шагом, пряча волнение за выражением гордой решимости. Они шли вперед в своих узких тогах, глядя на башни огромного здания
Сенаторы внимательно выслушали своего товарища. Одни восприняли известие скептически. Другие выразили бурный восторг. Но в одном все были более или менее солидарны. Если Император готов говорить, все можно изменить. Нужно соглашаться. «К чему ждать? — сказал Адамант. — Покажем ему нашу решимость! Отправимся к нему во дворец!»
Многие кивнули. Казалось, планы мятежа решили временно отложить в сторону. Адамант сам признал: устроить восстание — значит рисковать погрузить город в пучину братоубийственной войны. Сенаторы согласились с этим, большинство с облегчением. Адамант назначил им встречу на ступеньках императорского дворца. И теперь они нестройными рядами шли туда под недоверчивыми взглядами прохожих, и на пути их открывались окна, и дети забегали вперед, чтобы объявить об их приближении. Сенаторы идут!
Они и представить не могли, что их ожидает.
Тридцатью шагами выше, в одной из башен, рядом с Императором и генералом Араксом, ликовал сенатор Адамант. Конечно, его радость была спрятана глубоко внутри. Наморщив лоб, прикрыв глаза, он пальцем указывал на делегацию.
— Вот видите, ваше величество, что я вам говорил.
Полоний Четвертый побледнел и сделал знак приблизиться слуге с большим опахалом из павлиньих перьев. Ему не хватало воздуха.
— Именем Единственного, — простонал он, — откуда вы узнали?
Сенатор хрустнул костяшками пальцев.
— У меня сохранились кое-какие связи в сенате. Надежные люди, которые никогда не подведут. К сожалению, их меньшинство.
— Кто бы мог подумать? — прошептал Аракс.
Император приложил два пальца к нижней губе. У него дрожали руки, он слышал биение собственного сердца. Весь мир рушился вокруг него, все угрожало ему. В самом городе. За его пределами. В собственном сенате. Широкие стены, которые он годами возводил, широкие стены, защищавшие его безудержное воображение от безумия и от демонов, на глазах покрывались трещинами. Государь источал страх каждой клеточкой своего тела, и страх этот вечно преследовал его, как неумолимый рок.
— Но почему? — прошептал Полоний. — Почему именно сейчас? Что я сделал?
— Теперь не время для таких вопросов, — ответил Адамант. — Вы должны как можно скорее расправиться с повстанцами.
— Что вы предлагаете? — спросил старый генерал Аракс, поправляя пряжку на поясе.
— Я предлагаю, — ответил сенатор, — немедленно атаковать их. Нужно показать другим пример.
— Это безумие, — сказал позади них принц Орион.
Все трое тут же обернулись.
— Сенаторы пришли, чтобы поговорить. Они безоружны.