Возмездие
Шрифт:
Андерсон понимал, что только неподвижность может остановить эту цепочку мучительных ощущений, подталкивающих друг дружку, как падающие костяшки домино. И каким-то чудом ему удалось прекратить конвульсии, несмотря на непрекращающуюся пульсирующую боль в лодыжке, груди и плечевом суставе.
Он открыл рот и сделал осторожный, слабый вдох, стараясь не обращать внимания на мерзкий привкус блевотины на губах. Однако, как бы ни был противен вкус, запах внутри шлема оказался еще отвратительнее.
Когда боль наконец приутихла, превратившись из нестерпимой в тупо ноющую, он медленно вытянул правую руку, отстегнул шлем и сбросил его на пол. Подавляя желание вдохнуть свежий воздух полной грудью, Дэвид осторожно переместился в сидячее положение. Потом, опираясь на стену, поднялся, принимая весь вес на здоровую ногу.
Скафандр автоматически ввел ему в кровь строго вымеренную слабую струйку панацелина. Если бы доза чудодейственного лекарства оказалась чуть большей, он бы снова потерял сознание. А так — в самый раз. Для того чтобы залечить все раны, конечно, не хватит, но поможет хотя бы справиться с болью.
В нескольких шагах от себя Андерсон заметил свой дробовик. Медленно, морщась каждый раз, когда приходилось ступать на поврежденную ногу, он доковылял до оружия и поднял его, с трудом удержав в руке. Тяжесть ружья тут же отдалась в сломанной ключице. Но другого выхода не было, приходилось терпеть, поскольку здоровой рукой он все еще опирался на стену.
Стиснув зубы, Дэвид похромал по коридору в сторону посадочной площадки, надеясь, что успеет помешать бегству Грейсона. Но дышал он при этом все так же часто и неглубоко, а ноги и вовсе еле переставлял, словно до предела выложившийся на дистанции марафонец.
К счастью, обезболивающее средство в его крови вскоре заработало, предотвращая болевой шок и даже вызывая иллюзию прилива сил.
«Соберись, солдат. Отдохнешь, когда выполнишь работу».
Кали искала способ достучаться до Грейсона. Когда она обратилась прямо к нему, Жнецы не позволили Полу ответить. Но когда она попросила идти медленнее, Грейсон как-то сумел повлиять на их решение. Получалось, что Жнецы, переключаясь на нее, вынуждены ослаблять свою власть над пленником.
— Зачем вы здесь? — продолжила вопросы Кали. — Что вам от нас нужно?
Она не надеялась услышать ответ, просто старалась отвлечь Жнецов и дать Грейсону шанс бороться и дальше. Правда, как именно бороться, она не знала.
— Мы стремимся к усовершенствованию, — неожиданно произнес Грейсон. — И нашему, и вашему.
— Усовершенствованию? Это то, чем занимались Коллекционеры, похищая земных колонистов? То, что вы сделали с Грейсоном?
— Да, он стал совершеннее. Превратился в нечто большее, чем позволяет случайный набор клеток.
— Но эта случайность и определяет нашу личность, — возразила Кали. — Делает нас особенными, непохожими на других.
Она заметила, что походка Грейсона стала более размеренной и неторопливой. Если он все еще там, если еще может как-то влиять на Жнецов, то это его работа. Он пытается дать ей шанс убежать. И она поможет ему, если будет продолжать разговор.
— Почему бы вам не оставить нас в покое? Не позволить нам жить так, как мы хотим?
— Мы — хранители цикла. Созидатели и разрушители. Ваше существование — всего лишь мгновение, крохотная искра. В нашей власти погасить ее… или сохранить. Подчинитесь нам, и мы сделаем вас бессмертными.
— Я не хочу быть бессмертной, — сказала она. — Я хочу оставаться собой.
Теперь они едва двигались. Грейсону удалось превратить побег из Академии в неспешную прогулку.
— Органические существа живут и умирают, не успев оставить о себе памяти. Вы не в состоянии оценить того, что происходило до вас и будет продолжаться после вас. Это непостижимые для вас вещи.
Что-то в словах Грейсона показалось Кали странным. Разумеется, он говорит от имени Жнецов, но у нее возникло ощущение, что они действительно хотят, чтобы она поняла, чтобы согласилась с ними, но при этом не знают, как выразить словами свои мысли. Или, может быть, такое понимание между живым существом и сверхразумной машиной вообще невозможно?
— Мы — вершина эволюции, — продолжали они. — Но мы чувствуем потенциал вашей расы. Вас можно усовершенствовать, избавить от всех слабостей, присущих органической жизни. Вы сможете превзойти те пределы, что отпущены вам природой.
На самом деле ни одного убедительного довода в их словах не было, и, тем не менее, Кали все сильнее захватывала их речь.
— Ваша способность к познанию генетически ограничена. Вы не в состоянии заглянуть за краткий миг своего существования. А наши знания безграничны, как и наша жизнь.
Чем дальше говорил Грейсон, тем более понятным становился для нее смысл сказанного. Понятным на каком-то глубинном, почти подсознательном уровне.
— Законы Вселенной нерушимы. Неизменны. Ваше упрямство приведет лишь к гибели вашей расы. Мы… наш приход неизбежен.
Слова Жнецов звучали как заклинание, и Кали, сама того не замечая, согласно кивала.
Кай Лэнг расслышал вдали голоса. Слишком слабые, чтобы разобрать слова, но одним из говоривших точно был Грейсон. Агент «Цербера» оглянулся и положил руку на плечо Нику, приказывая остановиться. Юноша еще ничего не слышал и повернулся к Каю Лэнгу с удивленно-вопрошающим выражением на лице. Однако у него хватило ума не шуметь.
Кай Лэнг снова прислушался, пока не убедился, что голоса приближаются. Он молча показал Нику на незакрытую дверь ближайшего кабинета, зашел туда вместе со спутником, закрыл за собой дверь и включил свет.
— Я слышал какие-то звуки в коридоре, — прошептал он. — Похоже, похитители идут сюда.
— Что мы будем делать? — Голос юноши дрогнул не столько от страха, сколько от волнения.
— Думаю, они возвращаются к посадочной площадке и пройдут рядом с нами.