Возможна ли христианская fantasy?

Хаецкая Елена Владимировна

4. «Чудесной» составляющей сюжета может быть любая святоотеческая история, изложенная опоэтизированно, с приключениями, переживаниями, диалогами — в общем, художественно.

Вот

еще пример. Есть один святой воевода, он жил в Византии и сражался с болгарами. Как-то раз он сумел избежать большого соблазна и не впасть в смертный грех (прелюбодеяние). На другой день он увидел такой сон: будто находится в воздушном пространстве и перед ним сидит некто светоносный и страшный, а земля — далеко внизу, и там кипит битва. Сперва одолевали греки, но вот некто страшный переложил левую ногу на правую — и одолели болгары. Все поле было устлано мертвыми телами греческих воинов, и зеленело травой только одно место — как раз такого размера, что там мог поместиться один человек. «Это место — твое, — сказал воеводе некто страшный. — Ты сам себя спас, когда победил соблазн».

Кто может использовать этот сюжет, прочитанный на «Православном радио Санкт-Петербурга»?

Какой-нибудь мэйнстримщик, вроде П. Крусанова? Вполне. Не «какой-нибудь», а Павич? Несомненно. Писатель-фантаст, вроде Дэна Симмонса? Конечно. Ник Перумов? С некоторой переменой доминант — да. Лесков или тот же Борис Зайцев? И они тоже!

Чем же будут отличаться произведения на один сюжет представителей столь разных направлений? Разной степенью равнодушия/неравнодушия к религии (для одних — живое и свое, для других — еще одна интеллектуальная бирюлька). Различно расставленными акцентами (кому-то интереснее боевка, кому-то — мистика, пространство сновидения). Разным местом в повествовании — в одних произведениях этот эпизод послужит переломным этапом в жизни героя; в других — будет представлен как очередной подвиг супермена.

Если же автор, использующий данный сюжет, отвечает перечисленным выше условиям (1–4), то он с очень большой вероятностью создаст то, что можно назвать «христианской fantasy».