Возможно ли убийство двойником?

УЖАСНАЯ СЦЕНА В ВОСТОЧНОЙ НЕКРОМАНТИИ – ОТМЩЕНИЕ, ПРЕВОСХОДНО ИСПОЛНЕННОЕ ПРИ ПОМОЩИ ОККУЛЬТНЫХ МЕТОДОВ – МИСТЕРИИ – ШИН-ЛАК

Главному редактору «The Sun».

Сэр!

Сэр… Однажды утренним днем 1867 года Восточная Европа была потрясена известиями самого ужасающего характера. Мишель Обренович, царствующий принц Сербии, его тетя, принцесса Катрин, или Катинка, и их дочь были убиты средь бела дня неподалеку от Белграда в своем собственном саду. Убийца или убийцы так и остались неизвестными. Принца изрешетили пулями и нанесли ему несколько ударов кинжалом, так что его тело обнаружили искромсанным; принцессу убили наповал в голову, а их молодая дочь, хотя и осталась жива, но до сих пор не приходила в сознание. Поэтому, казалось, нет никакой надежды, что она выживет. Этот инцидент произошел слишком недавно, чтобы о нем забыть, и в этой части света в то время все это вызвало горячечное возбуждение.

В австрийских владениях и в областях, находящихся под сомнительным протекторатом Турции, от Бухареста до Триеста, ни одна высочайшая фамилия не чувствовала себя в безопасности. В этих наполовину восточных странах каждый Монтекки имел своего Капулетти, посему тотчас же распространились слухи, что это кровавое деяние было совершено принцем Кара-Георгиевичем или «Черно-Георгием», поскольку именно он регулярно требовал возврата этих областей. Как часто бывает в подобных случаях, арестовали и заключили в тюрьму несколько невиновных в этом преступлении, а настоящие убийцы избежали правосудия. По этой причине из парижской школы привезли юного родственника жертвы, почти еще ребенка, горячо любимого своим народом, чтобы устроить церемонию, на которой его объявили царем Сербии. В суете политических волнений белградская трагедия была забыта всеми, кроме одной почтенной сербской матроны, очень привязанной к семье Обреновича, которая, подобно Рахили, не могла утешиться после гибели своего дитяти. После провозглашения царем юного Обреновича, племянника убитого, она продала все свое имущество и исчезла; но перед этим торжественно поклялась на могилах убитых отомстить за их смерть.

Примерно за три месяца до этого ужасного происшествия пишущая эти правдивые строки провела несколько дней в Белграде, и была знакома с принцессой Катинкой. Дома она была очень добрым, нежным и ленивым созданием; выезжая за границу, она, по манерам и воспитанию, казалась истинной парижанкой. Поскольку все действующие лица рассказываемой истории все еще живы, то, следуя правилам приличия, я не стану упоминать их настоящие имена, а буду называть только инициалы.

Старая сербская леди редко покидала свой дом, но время от времени виделась с принцессой. Облокотившись на горы подушек и покрывал, одетая в живописное национальное платье, она шепотом рассказывала о своих оккультных знаниях, от чего иногда среди гостей, собирающихся возле камина ее скромного жилища, ходили леденящие душу истории. Несколько раз толстая незамужняя тетка хозяйки была потревожена прошедшим мимо нее вампиром, и она чуть не умерла от страха при виде ночного гостя, а когда все усилия местного священника изгнать его оказались тщетными, жертву, к счастью, доставила обратно госпожа П***, которая отогнала незваного гостя, просто погрозив ему кулаком и пристыдив на его на известном им обоим языке. Именно в Белграде я впервые узнала об этом интереснейшем филологическом факте, то есть о том, что у привидений есть свой собственный язык. Старую леди, которую я буду называть госпожа П***, обычно посещало еще одно действующее лицо, волею судьбы ставшее главным в нашем ужасающем рассказе: молодая цыганка из отдаленной области Румынии примерно четырнадцати лет от роду. Кто она и где родилась, похоже, не знал никто. Мне рассказывали, что однажды ее привезли с собой странствующие цыгане и оставили на заднем дворе у старой дамы. С тех пор цыганка стала жить в этом доме. Ее прозвали «спящей девушкой», поскольку говорили, что она обладает даром неожиданно засыпать в любом месте, где бы она ни стояла, и рассказывать свои сны вслух. А языческое ее имя было Фрося.

Примерно спустя полтора года известие об этом убийстве дошло до Италии, где я тогда находилась, путешествуя в своем собственном фургончике, беря при потребности напрокат лошадь. По пути я познакомилась со старым французом, неким ученым, путешествующим, как я, в одиночку, но с той разницей, что он совершал путешествие пешком, в то время как я укрощала дорогу с высоты «трона» из сухого сена, сложенного в фургончике. Я наткнулась на него прелестным утром, когда она бродил среди диких цветов и кустов, и я чуть не проехала мимо, ибо была погружена в созерцании окружающего меня великолепия. Мы тут же познакомились, причем нам не понадобилось взаимной церемонии представления друг другу. Я слышала о нем, его имя упоминалось в кругах людей, интересующихся месмеризмом, и знала, что он – известный приверженец школы Дюпоте.

– Я нашел одну из самых удивительных вещей в этом прекрасном Thebaide, [2] – промолвил он во время нашей беседы, после того, как я предложила ему усесться на мое сиденье из сена. – Сегодня вечером у меня назначена встреча с этой семьей. Они хотят разгадать тайну убийства при помощи ясновидения девушки… о, она удивительна!

– Кто она? – осведомилась я.

– Румынская цыганка. Так получилось, что ее привезли в семейство сербского царствующего принца, который больше уже не царствует, ибо его загадочно уби… Эй, осторожнее! Черт подери, вы нас чуть не опрокинули! – воскликнул он, бесцеремонно выхватывая у меня поводья, и изо всех сил сдерживая лошадь.

– Вы имеете в виду принца Обреновича? – в ужасе прошептала я.

– Совершенно верно, именно его. Сегодня вечером мне надо быть там. Я надеюсь завершить серию сеансов при помощи самой современнейшей и удивительной демонстрации скрытых сил человеческого духа; и вы, если хотите, можете поехать со мной. Я вас представлю; и кроме того, вы сможете помочь мне как переводчик, ведь они не говорят по-французски.

Будучи почти уверенной, что если сомнамбула – Фрося, то остальная часть семьи – это госпожа П***, я с готовностью приняла его предложение. И вот, на закате мы добрались до подножия горы, к дороге к старинному замку, как называл это француз. И он полностью заслуживал данное ему поэтическое название. Когда мы остановились напротив входа в это поэтическое место, я увидела в далеких сумрачных глубинах шероховатую скамью. Тут француз галантно взялся перевести мою лошадь по подозрительно выглядящему шаткому мосту, перекинутому через водяной ров к воротам. Тем временем я увидела, как со скамьи медленно поднялась высокая фигура и направилась прямо к нам.

Это оказалась моя старая знакомая госпожа П***. Теперь она выглядела более бледной и загадочной, чем когда-либо. При виде меня она не выказала никакого удивления, а просто поздоровалась со мною на сербский манер, трижды поцеловав меня в каждую щеку. Потом взяла за руку и повела к укрытию, сплошь заросшему плющом. Там в высокой траве полулежала, спиною опираясь на стену, девушка, в которой я узнала нашу Фросю.

Она была одета в национальный костюм валахских цыган. На голове ее красовалось нечто похожее на кисейный тюрбан с вплетенными в него медалями и лентами. Туловище девушки закрывала белая сорочка с просторными рукавами, а ноги – множество разноцветных нижних юбок. Лицо ее выглядело мертвенно бледным, глаза были закрыты, и весь облик напоминал каменного сфинкса, что говорило об особенном способе ясновидящей впадать в сомнамбулический транс. Если бы при каждом ее дыхании грудь, разукрашенная монисто и ожерельями, еле-еле не шевелилась, то стороннему наблюдателю вполне могло показаться, что девушка мертва, настолько безжизненным и бледным было ее лицо. Француз сообщил мне, что погрузил ее в сон еще тогда, когда мы подъезжали к дому, и теперь она пребывает в том же состоянии, в котором он оставил ее предыдущей ночью. И еще он пояснил, что теперь начинает заниматься объектом, как он называл Фросю. Затем, больше не обращая на нас внимания, он потряс девушку за руку, а потом, сделав несколько быстрых движений, вытянул ее руку и крепко сжал ее. Рука осталась в том же положении, неподвижная, словно каменная. Потом он начал один за другим складывать ее пальцы, кроме одного – среднего – который он направил прямо на вечернюю звезду, [3] мерцающую в темно-синем небе. Затем повернулся и начал раскачиваться то вправо, то влево, время от времени посылая флюиды, сперва в одно место, затем – в другое. В эти мгновения он напоминал художника, невидимыми, но мощными движениями двигающего кистью и наносящего на картину последние штрихи.

Когда француз приготовился уже к своим обычным гипнотическим пассам, молча наблюдавшая за ним старая дама, которая некоторое время сжимала пальцами подбородок, вдруг протянула тонкие как у скелета руки к его руке и крепко вцепилась в нее.

– Подождите, – сдавленно прошептала она. – Подождите, пока звезда не установится и не закончится девятый час. Вокруг кружат вурдалаки; они могут воспрепятствовать воздействию.

– Что она говорит? – спросил гипнотизер, несколько раздраженный этим вмешательством.

Я объяснила ему, что старая дама опасается пагубного воздействия вурдалаков. [4]

– Вурдалаки! Что такое вурдалаки? – вскричал француз. – Давайте довольствоваться христианскими духами, если они удостоят нас своим посещением этой ночью. И не станем зря тратить время на вурдалаков!

Я взглянула на госпожу П***. Ее лицо побелело, как мел, и глубокая морщина прорезала лоб над горящими черными глазами.

– Скажите, чтобы он не шутил в этот ночной час! – пронзительно закричала она. – Ему неведома эта страна. Даже святая церковь не сумеет защитить нас, если восстанут вурдалаки. Что это? – вдруг спросила она, поддевая ногою пучок травы, который гипнотизер-ботаник положил рядом с собою на землю. Она склонилась над травами и с тревогою на лице изучила содержимое пучка, после чего с силою столкнула его в воду.

– Мне нельзя оставаться здесь, – решительно прибавила она. – Это растения Святого Иоанна, и они могут привлечь внимание бродячих вурдалаков.

Тем временем наступила ночь, и луна озарила местность бледным призрачным светом. Ночи в Банате почти такие же восхитительные, как на Востоке, и французу пришлось продолжать свои сеансы на открытом воздухе, поскольку приходской священник запретил совершать эти действия в башне, которую использовали как приход, из страха появления еретических демонов гипнотизера в освященных окрестностях замка. Священник заметил, что он не сумеет их изгнать из-за их иноземного происхождения.