Возможно
Шрифт:
Но скрыться молодому человеку не дали: Рой почти сразу положил свою руку, до сих пор облачённую в белую перчатку с красным узором, на плечо «нового» знакомого и слегка дёрнул его на себя, тем самым давая понять, что ему стоит остановиться.
— Куда это ты намылился? — недовольно поинтересовался Мустанг, слегка наклонив голову влево.
Зло чертыхнувшись, молодой человек слегка обернулся, окинув при этом недовольным взглядом полковника. Понимать Огненного и входить в его положение не очень-то
И рушить это совсем не хотелось.
— Надо, — фыркнул Эдвард. — Отпусти, — и дёрнул плечом, от чего ладонь Роя соскользнула сама собой.
– Ты никуда не уйдёшь, пока всё не расскажешь про того… — Мустанг пытался подобрать нужное слово, чтобы охарактеризовать Гордыню. — Ну, ты понял.
Тяжело вздохнув, парень про себя отметил, что мужчина был в реальности точно таким же, как и в том давнем сне. И хоть в действительности много чего было по-другому, но некоторые люди (в том числе и искусственные) оставались прежними.
И это отчасти радовало.
— Уверен, что хочешь этого? — со слабо выраженным волнением в голосе уточнил парень.
— Да! — без малейшей тени сомнения практически сразу ответил Рой.
Он поступил так же, как и в том сне.
Укоризненно покачав головой, Эдвард устало вздохнул и немного отвёл взгляд. Он думал, как будет лучше всё объяснить и Огненному, и Лизе. Если он объявит им о существовании гомункулов без доказательств, то никто — в том числе и эти двое — ни за что ему не поверит.
Видимо, у него остаётся только один-единственный вариант…
— Хорошо, — наконец согласился молодой человек. — Тогда идём к одному человеку. Я тебе всё наглядно покажу.
Хоть Грида было не сравнить с тем искусственным человеком, который напал на него сегодня, так всё объяснить и Мустангу, и Хоукай будет намного проще. Ведь они собственными глазами увидят существо, у которого вместо сердца в груди философский камень.
***
Жадность никогда не горел желанием общаться с Хоэнхаймом, который не вызывал у него ничего, кроме пустого безразличия. Точнее, не видел в этом особого смысла, если бы у них не было пары общих целей, которых в одиночку достичь невозможно.
У гомункула не было ни капли благодарности к последнему жителю Ксеркса за то, что тот когда-то помог ему покинуть убежище Отца с минимальными потерями, при этом прихватив несколько философских камней в качестве моральной коспенсации и в последующем разделением пополам.
Он привычно относился к этому поступку, как к чему-то должному. Ему почему-то казалось, что именно так всё и должно было быть. Ведь все живые существа рано или поздно должны склонить свои головы перед Гридом и признать его своим правителем.
От
А то, что Хоэнхайм стал требовать того, чтобы владелец «Гнезда Дьявола» помогал ему в подоготовке всего необходимого для победы над первым гомункулом, а при этим ещё присматривал за слабой, никчёмной женщиной и двумя несносными детьми, ужасно раздражало.
Жадность никому ничего не был должен. Всё было совсем наоборот: мир много ему не доплатил и, видимо, не собирался этого делать в ближайшее время. И если ничего не изменить сейчас, то столь желаемая цель так и продолжит оставаться мечтой.
Но подобные жертвы искусственный человек был не готов. Сейчас он имел слишком мало, чтобы так просто перестать бороться и идти вперёд. Поэтому, когда последний житель Ксеркса снова позвонил ему, Грид не стал его посылать и молча поднёс такую же увесистую, как и много лет до этого дня, трубку к уху.
— Слушаю, — не желая скрывать своей усталости и секундного недовольства, сухо кинул владелец «Гнезда Дьявола», при этом сжимая в широкой ладони, на которой кое-где виднелись небольшие мозоли, холодный металл.
С его старым знакомым можно было не притворяться и показывать свои истинные намерения. А все эмоции и так были всем прекрасно понятны, посему любой смысл в шпионских играх пропадал сам собой.
— Я почти закончил, — практически сразу сообщил Хоэнхайм, не став тянуть. — Так что готовься.
Услышав это, Жадность практически никак не отреагировал, если не считать лёгкой саркастической полуусмешки. Сколько лет он ждал подобной короткой фразы? Десять? Или двадцать? Нет, скорее всего, семьдесят, не меньше.
— Да неужели? — с явной иронией громко рассмеялся гомункул, слегка откинув голову назад. — Так быстро? Я думал ты провозишься дольше, — после этого он на пару секунд замолчал, кое-что обдумывая, а потом продолжил: — Хорошо, я буду ждать твоего сигнала.
Ничего другого делать он и не собирался. Проявлять хоть какую-то инициативу Грид был не намерен, считая, что вполне хватит и того, что он сейчас делает. Мужчина начнёт работать только тогда, когда последний его «родственничек» навсегда распрощается со всеми своими многочисленными жизнями.
— А как Триша и мальчики? — немного взволнованно поинтересовался последний житель Ксеркса.
— С ними всё нормально, — без особой заинтересованности сказал Жадность. — А ещё они, если что, смогут тебе помочь.
— Вот и отлично.
Умалчивать о том, что Альфонс и Эдвард стали сильнее за эти семь долгих для обычных людей лет и будут совсем не против поучаствовать в том, что начал их отец, было невероятно глупо, да и вряд ли было бы выгодно.
Ведь это рано или поздно всё равно станет известно.