«Возвращается ветер на круги свои…». Стихотворения и поэмы

Туроверов Николай Николаевич

17

«Ни весельем своим, ни угрозами…»

Ни весельем своим, ни угрозами Не помочь вам пустынной тоске. Только черное-черное с розовым: Бедуинский шатер на песке. Напрасно роняете слезы вы, - В черной Африке видел я мост Из громадных, дрожащих, розовых, Никогда здесь не виданных звезд.

18

«Умирал марокканский сирокко…»

Умирал марокканский сирокко, Насыпая последний бархан, Загоралась звезда одиноко, На восток уходил караван. А мы пили и больше молчали У костра

при неверном огне, Нам казалось, что нас вспоминали И жалели в далекой стране, Нам казалось: звенели мониста За палаткой, где было темно… И мы звали тогда гармониста И полней наливали вино. Он играл нам - простой итальянец - Что теперь мы забыты судьбой, И что каждый из нас иностранец, Но навеки друг другу родной, И никто нас уже не жалеет, И родная страна далека, И тоску нашу ветер развеет, Как развеял вчера облака, И у каждого путь одинаков В этом выжженном Богом краю: Беззаботная жизнь бивуаков, Бесшабашная гибель в бою. И мы с жизнью прощались заране, И Господь все грехи нам прощал… Так играть, как играл Фабиани, В Легионе никто не играл.

19

«Вечерело. Убирали трапы…»

Вечерело. Убирали трапы. Затихали провожавших голоса. Пароход наш уходил на Запад, Прямо в золотые небеса. Грохотали якорные цепи. Чайки пролетали, белизной Мне напоминающие кепи Всадников, простившихся со мной. Закипала за кормою пена. Нарастала медленная грусть. Африка! К причалам Карфагена Никогда я больше не вернусь. Африка - неведомые тропы - Никогда не возвращусь к тебе! Снова стану пленником Европы В общечеловеческой судьбе. Над золою Золушка хлопочет, Чахнет над богатствами Кощей, И никто из них еще не хочет Поменяться участью своей.

20

«Я стою на приподнятом трапе…»

Я стою на приподнятом трапе Корабля. Изнуряющий зной. И муза, в соломенной шляпе, Все не хочет проститься со мной. 1940-45

Гурда

1

«На клинке блестящем у эфеса…»

Гурда по-чеченски: держись!

На клинке блестящем у эфеса Полумесяц рваный и звезда. Нет на свете лучшего отвеса, Чем отвес твой, драгоценная гурда. В мире нет тебе подобной стали - Невесомой, гибкой и сухой, За тебя мюриды умирали, Чтобы только обладать тобой. Ты в руке испытанной у бека Без зазубрин разрубала гвоздь, Рассекала с маху человека От плеча до паха наискось. Говорят - и повторяют это - Что тебя, с заклятьем на устах, Выковал по просьбе Магомета В поднебесной кузнице Аллах. Для твоей неукротимой славы Украшенья были не нужны: Костяная рукоятка без оправы, В темной коже - легкие ножны.

2

Чеченская песня

Александру Туроверову

«Просохнет земля, на могиле моей - И слеза у матери станут скупей, А горе твое, престарелый отец, Заглушит над гробом растущий чабрец; Как вешнего снега - недолга пора Печали твоей, дорогая сестра. Но ты не забудешь чеченскую честь, Мой старший возлюбленный брат, Меня

не забудешь - кровавую месть Тебе завещает адат; Меня не забудет и братец меньшой, Пока сам не ляжет со мной. Горячая пуля меня уведет, - Но пулям своим потерял я учет; Земля мой последний покроет привал; Но вволю ее я конем истоптал; Холодная смерть, породнюсь, я с тобой Но в жизни была ты моею рабой». 1942

3

«Месть за сына, за отца, за брата…»

Месть за сына, за отца, за брата, За семью поруганную - месть! Нет войны священней газавата, Но враги безжалостнее - есть. Над имамом флаг зеленый реет: Весь Кавказ привстал на стременах, Над Баклановым по ветру веет Черный, с черепами флаг. Рассыпались всадники по полю, С каждым смерть скакала на обочь, На чеченскую седую волю Опускалась северная ночь; Над страницами раскрытого Корана Оседала поднятая пыль, Казаки в аулах Дагестана, На Гунибе - сдавшийся Шамиль. Стала ты подругой у шайтана, Породнилась с заколдованной рукой, Черт Петрович, генерал Бакланов Самовластно завладел тобой.

4

Казачья песня

«Вдоль по линии Кавказской Млад-сизой орел летал. Он летает пред войсками Наш походный атаман; Он с походом нас поздравил, Отдавал строгий приказ: Чтоб у вас, ребята, были Ружья новые Бердан, Шашки острые в ножнах, Пистолеты в кобурах… Что ты, ворон, что ты, черный, Что ты вьешься надо мной? Ведь добыча-то плохая: Я - казак - еще не твой!»

5

«Черт не спит. Ему давно не спится…»

Черт не спит. Ему давно не спится. Скучно в Петербурге одному. Старый черт из Гугнинской станицы Был роднею деду моему. И ему, предчувствуя кончину, Он тебя на память передал. В Петербурге умер от кручины Сосланный казачий генерал. Дед носил тебя, ценить умея, - И уча потом носить меня, На кавказской узкой портупее Из простого сыромятного ремня.

6

«Ты одна со мною разделила…»

Ты одна со мною разделила Юность бесшабашную мою, Ты меня настойчиво учила Нужному спокойствию в бою. За тобой - баклановская слава, А за мной - двадцатилетний пыл. Подхватила нас казачья лава, Сумасшедший ветер закружил. Что тогда мне снилось и казалось? Сколько раз рубил я сгоряча Смерть свою, которая касалась Ненароком моего плеча. Помнишь вьюжный день на Перекопе? Мертвый конь, разбитые ножны… Много лет живя с тобой в Европе, Ничего забыть мы не должны. 1945

Девять восьмистиший

1

«Еще сердце, как будто, исправное…»

Еще сердце, как будто, исправное, Но не верит больше стихам. Только лучшее, самое главное Перед смертью тебе передам. И ты щедро станешь разменивать Серебро на медный грош, Уверять, что я на Тургенева Безответной любовью похож.