Возвращение астровитянки
Шрифт:
— К женщинам это правило не относится, они выглядят вежливыми со всех сторон. А вы заметили, что девушки, которые шли по Арбату с другими девушками или вообще одни, были одеты гораздо эффектнее, чем девушки, шедшие с парнями? Красивая одежда для одинокой женщины — это одновременно и маскхалат, и охотничье оружие. Она ищет добычу!
Игорь поинтересовался:
— А девушка, которая с парнем, её уже нашла? Бульба согласился:
— Верно. Нашла и ест. Матвей отметил:
— Страсть к яркому и красивому может быть заложена на хромосомном уровне. Вот у птиц
Вдруг Бульба помотал головой, как лошадь, доедаемая гнусом, и сказал не к месту:
— Моя жена терпеть не может любых насекомых и визжит на них громче, чем на меня. Мы уничтожили в квартире всю живность: жена оглушает её звуковым ударом, а я добиваю тапком… Она всё время заставляет меня кого-нибудь убивать: то муху, то паука какого-нибудь. Я стал профессиональным киллером!
Пока ждали заказанную еду настоящих мужчин — жареные свиные ребрышки, пару бифштексов и порцию креветок, Бульба, единственный отец в компании, вспоминал:
— Моему сыну доверили украсить мигающей гирляндой елку. Он так хитро разместил лампочки, что получился динамический мультик.
— Какой умный мальчик!
— Ага. Но мультик был ужасно неприличный. И как раз директор школы пришёл на елку…
Наконец принесли заказ.
Голодные мужские желудки при виде еды заурчали, как влюблённые голуби.
Когда подзакусили и вакуум в животах ослаб, вспомнили о работе.
Бульба заворчал:
— Не понимаю, что себе думает Аркаша. Наша прибыль на нуле, литературные е-игры и кибер-романы, написанные дурацкими любителями с помощью этого проклятого Великого Инки, вытесняют нас всё больше. Игорь вздохнул:
— Если человеческая литература пасует перед компьютерной, и Инка оказывается лучшим писателем, чем мы, значит, так надо. Всякая пакость на свете свои причины имеет и куда-то путь держит.
Матвей усмехнулся:
— Брось. Жизнь самотекуча, безмозгла и страшнее домыслов конспирологов. Раньше писатели были кустарями-одиночками. Их вытеснили текстовики и структураторы — с жёсткой кожей, с металлическим прищуром твёрдых глаз. Банды литераторов недрогнувшей рукой отмеряли в шприцы литры суспензии саспенса и хладнокровно гнали в ловушки хеппи-эндов жалобно плачущего читателя, острым пером срезая кошельки с его желейно трепещущей талии… А сейчас на смену крутым текстовикам и структураторам пришли ещё более жёсткие и крутые компьютерные интеллекты. Самотёк Дарвина!
Бульба бурчал:
— Нейролингвистическое структурирование… Расчёт юмористических реакций… Шахматы отдали компьютеру, теперь сдаём литературу.
В углу бара радовался тивизор:
— В моду снова вошло вызывающее женское бельё цвета кислого яблока и мужское бельё-хаки… Наши эксперты комментируют это событие.
Матвей пробормотал:
— У каждой тли своя фиеста.
Бульба отметил:
— Какой лбище у комментатора! О такой лоб хорошо кошек бить.
Матвей скривился, понюхал свой бокал пива и мрачно сказал:
— Городская вода воняет дустом; в жилах горожан течёт тефлон; асфальт после дождя пахнет не свежестью, а гарью сгоревших бензиновых автодуш. Как я не люблю город!
В тивизоре появилась Николь Гринвич. Она стояла в шлюзе своего крейсера и махала рукой провожающим.
— Улетает на Нептун. И её Джерри, конечно, с ней.
— Вот история. Сюжет, который не выдумаешь.
— Такая реальность не ложится в книгу — слишком сказочная.
Игорь задумчиво сказал:
— Слышали, что королева Гринвич своими грантами поощряет только позитивных писателей и кинорежиссеров?
Бульба возмутился:
— Она воспитывает нас положительной стимуляцией, как Павлов — собак! Безобразие!
— И ведь получается! — хехекнул Матвей. Бульба недовольно скривился.
— Ну… Павлов был не дурак.
На экране появилась и что-то невнятно сказала седая голова. Закадровый комментатор затараторил:
— Согласно последним результатам космобиологов, жизнь на Марсе возникла раньше земной и, судя по всему, марсианские бактерии были перенесены на Землю, где успешно адаптировались.
— Ну вот, вдобавок ко всему мы оказались марсианами… — пробормотал Матвей.
Стас спросил:
— Значит, бог тоже был марсианином, если он создал сначала жизнь на Марсе?
Бульба сказал строго:
— Не богохульствуйте, дети мои. Матвей скосил на него глаза:
— Бульба, говорят, ты записал сына в воскресную церковную школу? А ты слышал о детском крестовом походе?
— Нет.
— В тринадцатом веке десятки тысяч детей и подростков, воодушевлённых верой и церковью, отправились в крестовый поход в Палестину — освобождать Гроб Господень из рук неверных. В результате все дети погибли или были проданы в рабство. Эта реальная история позже легла в основу сказки о гаммельнском флейтисте-крысолове, который увёл детей из города.
— Времена изменились!
— А учение осталось. И сейчас твоему сыну расскажут о первородном грехе Адама и Евы и внушат глубокий страх перед адом.
— Он не трус!
— Но бояться ада обязан каждый христианин. Это воспитательный императив для выращивания поведенческого инстинкта.
Стас провозгласил:
— Цивилизация — это борьба закона против инстинкта. Бульба фыркнул:
— Когда-то я тоже был молодым и самоуверенным. Прошло время — и я понял, каким был кретином.
Матвей сочувственно спросил:
— Ты уверен, что прошло достаточно времени? Стас оглядел гудящий ресторан:
— По субботам тут выступает очень приличный джаз. В нём играет тромбонист с интеллигентной кличкой «Тромбофлебит».
Игоря всегда удивляло лихорадочное многолюдье московских ресторанов. Полная противоположность, например, степенным ресторанам Голландии, которую Игорь любил и старался бывать в ней при каждом удобном случае.
В Амстердаме голландцы с обветренными мужественными лицами кряжисто ездили на велосипедах вдоль каналов, а голландские девушки приветливо улыбались — все румяные и наваристые.