Возвращение астровитянки
Шрифт:
Инка оказался плохим рыболовом: он посоветовал самое тенистое место, но там тоже ничего не ловилось. В середине дня, проголодавшись, Серик решил отправиться домой: он уже был готов съесть даже сухую тандырную лепешку.
Вдруг Инка сказал:
— Три твоих картины уже купили. Поздравляю. Ты оказался талантливым самобытным художником!
— Три картины?! — восхитился Серик. — Это целых пятнадцать долларов!
— Нет, это пятьдесят тысяч долларов. Ты сможешь купить своему папе новый «мерседес», а сам поехать в
Серик не поверил.
Инка шутит. Говорящие часы посмотрели в сумерках на его картинки и за сутки сделали его богатым?
Но Инка заставил его подписать три фанерки: «Спящая собака», «Закат в горах» (ту самую картину, с оранжевыми склонами), «Мой дом» и отправить какому-то Сотби в Лондон Объединённого Королевства. Денег на почтовую марку у Серика не было, но Инка нанёс тонким лазерным лучом какие-то штрихи на конверте, и отарский почтальон без возражений принял пакет.
А Серик всё равно не верил: он был умным мальчиком и Деда Мороза уже давно ни о чём не просил.
А через неделю к их старому дому подогнали новенький «мерседес» последней модели. Ещё в заводской плёнке на капоте и крыльях.
Отец рассердился и стал отправлять продавца, пригнавшего машину, к шайтану за такие дурацкие затеи. Но владелец отарского автосалона — толстяк Хош с неизменной улыбкой на круглом лице — обогнул сердитого отца по осторожной кривой, подошёл к Серику и попросил его расписаться в квитанции о получении. Серик что-то накалякал словно во сне, и через пять минут агент исчез, а машина осталась.
Отец сначала решил, что Серик связался с плохими людьми и с дурной травой. Только вежливый и терпеливый Инка сумел убедить его, что машина честно заработана его сыном в то время, когда Серика не посылали за дровами или копать огород, а давали спокойно посидеть и посмотреть на горы, закат, дерево — короче, давали «посчитать ворон», как сердито выражались домашние, глядя на бездельничающего подростка.
Оказывается, счёт ворон может быть очень прибыльным занятием — если, конечно, считать их с умом.
— И мне можно будет поехать в Италию? — спросил шёпотом Серик у Инки, в то время как вокруг новой машины кипели семейные и соседские страсти. Стал накрапывать мелкий дождь, но никто его не замечал.
— Хоть завтра.
— Меня не отпустят, я маленький.
— Если у тебя есть я, то ты можешь передвигаться самостоятельно уже с двенадцати лет. Никакой полицейский тебя не задержит, и авиакомпания с удовольствием продаст тебе билет до Рима.
Серик был почти раздавлен лавиной новостей, которая так стремительно навалилась на него.
— А больше моих фанерок никто не купил? — озабоченно спросил мальчик.
— Я решил попридержать другие картины. Так как первые три были куплены так быстро и всего лишь по виртуальному изображению, то я полагаю, что подождать будет выгоднее. Ты привезёшь в Италию все свои работы, и мы сделаем там твою личную выставку. После этого цена картин должна подняться в несколько раз.
Ехать одному на другую сторону мира?!
— А можно мне взять с собой младшую сестру?
— Ей десять, поэтому с ней должен ехать кто-то из родителей. Но ты можешь взять с собой и отца с матерью — они будут рады побывать на твоей выставке и посмотреть Рим. Я позабочусь о билетах для всех вас.
— Мы поедем на скоростнике?
— Хочешь — на поезде, хочешь — на стратоплане.
Отец оторвался от «мерседеса», подбежал к Серику и ласково обнял его.
Никогда ещё Серик не видел, чтобы по худому обожжённому солнцем отцовскому лицу бежали слезы.
И мальчик понял, что это добрый Аллах послал красный торговый автомат на их заброшенную станцию. И правильно сделал, потому что личный кибер-советчик — чистая прибыль для своего хозяина.
За окном кафе, по обычной городской улице шёл неторопливый зимний дождь. Он брёл между магазинами, ресторанами и многоэтажными парковками.
Кафе было уютно заполнено запахом горячего молока и шумом спокойных разговоров.
За одним из столиков сидел буддистский монах. Поверх оранжевой рясы монаха была надета тёплая куртка из плотной жёлтой байки. Из-под рясы выглядывали кожаные модные сандалии и толстые носки.
Монах перебирал чётки тёмного дерева, всё время покачивая головой. Изредка что-то произносил, и в этот момент две говорливые пожилые азиатки, сидящие за этим же круглым столом, сразу замолкали.
Монах был круглолиц и плотен. Голова давно не брита, с сединой, затылок рассечён глубокими старыми шрамами. Пальцы тонкие, нерабочие, с холёными ногтями.
Наконец монах встал, слегка поклонился собеседницам и вышел под некрупный дождь.
Прислушался к ударам капель. Что-то спросил у дождя.
Тот невнятно пробормотал в ответ.
Монах сочувственно покачал непокрытой головой и зашагал по асфальтовой дорожке, обходя лужи.
А капли зимнего дождя осторожно стекали по шрамам на небритом затылке.
Промокшее небо заставляло прохожих спешить домой.
Холодные капли собирались в лужицы на промятой крыше бронемашины, которая чадила в сумерках, быстро наваливающихся на синие горы.
Отскакивали от пластикового несмачиваемого лица робо-няни.
Серые тучи, волочащие мутные водяные космы, обступили заснеженные вершины Гималаев, сделали горные долины пронзительно неуютными.
Вечер сгустился вокруг Парижа. Пригороды окружили сияющий центр сизым мокрым кольцом.
Окна в московских квартирах замерцали, городские огни расплавились в блестящие струйки.