Возвращение домой.Том 2.
Шрифт:
Хестер допила кофе, поставила чашку и встала.
— Ну что, приступим?..
Октябрь перешагнул за середину, война длилась уже шесть недель, но ничего особенного пока не произошло — ни вторжения в Англию, ни бомбежек, ни сражений во Франции. Однако ужасы, постигшие несчастную Польшу, всех приковали к радиоприемникам, в не меньшем напряжении держала и страшная хроника событий в газетах. В сравнении с беспримерными бедствиями и кровавой бойней в Восточной Европе, мелкие житейские неудобства и лишения казались чуть ли не благом — они закаляли волю и придавали почти священный смысл самым пустяковым жертвам.
Одной из таких жертв в Аппер-Бикли стал уход миссис Лэпфорд, которая, как у нее и было задумано, устроилась поваром на фабрику.
Бидди за всю жизнь даже яйца себе не сварила. Зато Джудит немало времени
Другая трудность состояла в том, что продуктовые лавки в Бави-Трейси — мясная, бакалейная, зеленная и рыбная — перестали доставлять покупки. Причиной тому было введение карточек на бензин. Пришлось покориться необходимости и, вооружившись здоровенными корзинами и сетками, таскать продукты домой на своем горбу. Это отнимало бездну времени, а карабкаться в гору до Аппер-Бикли, нагрузившись, как вьючная лошадь, — занятие, надо сказать, не для слабосильных.
Вдобавок стало холодать. Прожив столько времени в Нанчерроу, где центральное отопление не отключалось чуть ли не до середины весны, Джудит позабыла, что значит холод. Мерзнуть на улице — еще куда ни шло, но мерзнуть в доме — просто кошмар. В Аппер-Бикли центрального отопления не было. Когда она приезжала на Рождество два года назад, в спальнях топили камины, а паровой котел работал на полную мощность двадцать четыре часа в сутки. Теперь же приходилось экономить топливо, а камин горел только в гостиной, и то не дольше обеда. Бидди, казалось, не чувствовала холода. В конце концов, она ведь благополучно выжила в Кейхам-Террас — доме, холоднее которого Джудит в жизни не видывала. Хуже, пожалуй, было только в Арктике. По мере того как надвигалась зима, Джудит начинала опасаться, что в Аппер-Бикли будет не намного теплее. Стоящий высоко на холме, дом грудью встречал натиск восточного ветра, а старые, щелястые окна и двери не спасали от сквозняков. Джудит без особого энтузиазма ожидала наступления длинных, темных месяцев и обрадовалась, когда Мэри прислала ей из Нанчерроу огромную платяную коробку с какой-то фирменной надписью, набитую ее самыми теплыми зимними вещами.
Четырнадцатое октября, суббота. Джудит проснулась и почувствовала на щеках покалывание морозного воздуха, вливающегося в комнату через отворенное окно. Открыв глаза, она увидела серое небо и верхушку березы в нижнем краю сада с уже вызолоченными в красноватые и коричневатые тона листьями. Скоро она начнет осыпаться. Пока береза не останется без единого листочка, предстоит изрядно поработать граблями, а потом еще жечь сметенную в груду листву.
Лежа в постели, Джудит думала о том, что если бы жизнь шла нормальным чередом, если бы не началась война, то сейчас, в эту самую минуту, она находилась бы на борту океанского лайнера, где-нибудь в Бискайском заливе, жестокая качка перекатывала бы ее с одного края койки на другой, и, скорее всего, она уже изнемогала бы от первого приступа морской болезни. Зато она плыла бы в Сингапур. На пару минут Джудит позволила себе отдаться щемящей тоске по дому, по своей семье. Казалось, ей на роду было написано всегда жить в чужих домах, и никакое гостеприимство хозяев не могло развеять печальные мысли о том, сколь многим она обделена. Она представила, как теплоход входит в Гибралтарский пролив и оказывается в Средиземном море, в забытом краю вечного солнца. Далее — Суэцкий канал и Индийский океан, и каждый вечер Южный Крест поднимается чуть выше в усыпанном алмазами синем небе. И ей вспомнилось, как на подходе к Коломбо, не успевал еще на горизонте выступить мутным пятном Цейлон, в воздухе уже разливалось
Но глупо и бессмысленно предаваться грезам наяву, и сожаления — непозволительная роскошь. В спальне было холодно. Джудит встала и закрыла окно. Застыла на мгновение, глядя в пасмурное утро за окном и надеясь, что дождя не будет, потом оделась и пошла вниз.
Бидди была уже на кухне — довольно странно, ведь обычно Джудит спускалась первая. Закутавшись в халат, Бидди ждала, пока вскипит вода для кофе.
— Что это ты поднялась ни свет ни заря? — удивилась Джудит.
Мораг меня разбудила, она выла и скулила, странно, что ты не слышала. Я спустилась, чтобы выпустить ее на улицу, но она только сделала свои дела и тут же вернулась.
Джудит бросила взгляд на собаку, грузно лежавшую в своей корзине, и обратила внимание на тоскливое выражение в ее разного цвета глазах.
— Как ты думаешь, может, она заболела?
— Определенно, она сама на себя не похожа, от всегдашней ее игривости и следа не осталось. Может, у нее глисты.
— О, только не это!
— Не исключено, что нам придется сводить ее к ветеринару… Что ты хочешь на завтрак?
— Бекон, похоже, кончился.
— Тогда сварим яиц.
За завтраком они лениво обменивались соображениями о том, чем сегодня заняться. Джудит сообщила, что должна сходить в Бави-Трейси — вернуть Хестер Лэнг книгу, которую брала у нее почитать; заодно и покупки сделает. Бидди ничего не имела против, так как сама намеревалась писать письма. Она закурила, взяла блокнот и карандаш и принялась за составление неизбежного списка покупок: бекон, собачьи консервы для Мораг, кусок молодой баранины для воскресного обеда, туалетная бумага, мыло…
— И еще, пожалуйста, купи мне фунт шерстяной пряжи. Эта просьба удивила Джудит.
— Зачем тебе фунт шерстяной пряжи?
— Меня уже тошнит от моего дурацкого гобелена. Я же говорила, что собираюсь снова заняться вязаньем. Свяжу Неду теплые носки.
— Не знала, что ты умеешь вязать носки.
— Да я и не умею, просто нашла в газете чудный образец. Называется — «спиральный носок», идешь себе по кругу и не надо пятку вывязывать— любо-дорого. А когда протирается дыра, стоит только перевернуть носок кругом, и она окажется на ступне сверху.
— Уверена, Нед будет в восторге.
— Там еще есть образец вязаного шлема. Ты могла бы связать его. Чтобы у Неда уши не мерзли.
— Спасибо, но пока у меня и без того хватает работы с этими закорючками и сокращениями. Напиши «шерсть», я постараюсь найти. И неплохо бы приобрести для тебя набор спиц…
Субботнее утро в Бави-Трейси чем-то напоминало базарные дни в Пензансе — такое же скопление поселян, приехавших из далеких деревень и заброшенных посреди вересковых полей ферм, чтобы затовариться на предстоящую неделю. Они заполонили узкие тротуары своими корзинами и детскими колясками, сходились кучками на углах улиц, чтобы посудачить, становились в очередь к мяснику и бакалейщику, обмениваясь сплетнями и домашними новостями и понижая голос, лишь когда речь заходила о болезни или о возможной скорой кончине какой-нибудь тетушки Герт.
Все это означало, что времени на покупки потребуется гораздо больше, чем обычно, и пошел уже двенадцатый час, когда Джудит, сгибаясь под тяжестью полной корзины и раздувшейся сетки, добралась до дома Хестер Лэнг и позвонила в дверь.
— Джудит…
— Я знаю, сегодня суббота, я не на занятие пришла. Просто хотела вернуть вам книгу, которую брала. Вчера вечером дочитала.
— Как хорошо, что ты зашла. Проходи, выпьем кофе. Кофе у Хестер всегда был отменно вкусным, Джудит учуяла плывущий из кухни свежий, крепкий аромат, и ее не надо было долго упрашивать. В узкой передней она свалила сумки на пол и достала книжку из вместительного кармана своего жакета.
— Я решила сразу ее занести, а то еще запачкается или Мораг ее пожует.
— Бедная собачка, уверена, она бы ни за что не сотворила такую пакость. Иди поставь книгу на место и выбери какую-нибудь другую, если хочешь. Через минутку я принесу кофе.
Джудит брала почитать один из переплетенных в кожу томов полного собрания сочинений Чарльза Диккенса — роман «Большие надежды». Она прошла в гостиную (даже в пасмурное утро здесь было светло и празднично), поставила книгу на место и стала с любопытством просматривать названия на корешках, раздумывая, что взять на этот раз, когда в передней вдруг зазвонил телефон. Она услышала, как Хестер идет к аппарату, чтобы поднять трубку, потом из-за приоткрытой двери донесся ее голос: «Восемь-два-шесть. Хестер Лэнг слушает».