Возвращение домой
Шрифт:
— Тебя никто и не заставляет, — холодно ответила Глори. — Сказать по-правде, я тоже этого не хочу. Мы взяли тебя на случай, если это какая-то уловка, и чтобы помочь Блекджек. Ты можешь уйти, когда захочешь. Потому что, попросту говоря, ты не достаточно хорош, чтобы заменить кобылу, которую мы потеряли.
Лансер нахмурился и отошёл, опустив голову, и ворча себе под нос.
— Ой, — шепнула я.
— Прости. У меня… было не самое хорошее утро, — ответила Глори, положив голову мне на плечо.
— Ты в порядке? — спросила я.
Пегаска улыбнулась и вздохнула.
— Я стёрла это слово из своего словаря. Я уже не уверена,
— Я понимаю, о чём ты говоришь, — тихо ответила я. — И всё же, как ты?
— Я хочу назад моё старое тело. Я хочу быть собой.
Я посмотрела на неё и она покраснела.
— Последняя ночь была хорошей. Чудесной, если быть честной. И, отчасти, это меня беспокоит. И меня беспокоит то, что это меня беспокоит. Я знаю, я слегка выпила… но я никогда не думала, что могу чувствовать себя так… гетеросексуально.
— Бисексуальность, чтоб её, — ответила я и покачала головой. — Святая Селестия, я только что потеряла подругу и дразню тебя разговорами про секс. Что же, чёрт возьми, со мной не так?
— Я думаю, это твой механизм преодоления проблем. Среди прочих. Что-то, что тебе нравится. Гетеро, гомо, со странностями или нормально. Мне кажется, это как безопасное место, куда ты можешь вернуться, чтобы почувствовать радость жизни, — тихо ответила она.
— Случается всякое, и ты прибегаешь к сексу, чтобы чувствовать себя не так плохо. Могло быть и хуже. Если считать другие твои механизмы преодоления.
Я тупо уставилась на неё и она пояснила:
— Например, Дикий Пегас.
Я покраснела. С этим не поспоришь.
Пегаска обвила мою шею хвостом.
— Пойдём-ка. Там внизу есть каюты. Думаю, нам обеим нужно уделить некоторое время преодолению проблем.
— Да, мэм.
* * *
Это было гораздо более кроткое, нежели обычно, преодоление проблем, в котором было много больше объятий, слёз и разговоров о том, что случилось, а не пота и оргазмов. Когда мы, наконец, появились на палубе, я чувствовала себя лучше. Мы были высоко в облаках. Мэрипони и боль от потери Лакуны, остались далеко позади. Впереди ждал совершенно новый бардак, с которыми мне придётся разбираться. Глори и П-21 спустились вниз, чтобы проверить системы жизнеобеспечения, к которым меня подключат, а я осталась на носу с Капитаном Бу.
Флёр двигалась удивительно тихо, если не считать шорох пропеллера и крыльев. Мы плыли сквозь холодный туман облаков, в серой пелене, сквозь проплешины в которой иногда мелькало голубое небо. В некоторых местах, я почти была уверена, что могу увидеть солнце. Бу, свернувшись, лежала рядом со мной в надетой чуть набекрень своей безумной шляпе и дремала под звуки музыки.
Подождите? Музыка? Я открыла панель на ноге, взглянула на свой ПипБак, нахмурилась и постучала по нему, но он продолжил проигрывать один старый аудиофайл за другим. Вздохнув, я прислонилась к перилам фальшборта, глядя, как мы плывём через тонкие облака. Над палубой плыли звуки фортепиано и скрипки.
Я вспомнила, когда увидела её впервые, этот тёмный образ в сумерках за Хуффингтонским музеем и потом, в поместье Блюблада, словно призрак Принцессы Луны. Как мы встретились в Звёздном Доме и как я быстро поняла, насколько она отличается от всех пони, что я встречала прежде, и не только потому, что она аликорн. Как она вела себя, будто была всего лишь инструментом Богини.
Я вспомнила, какое отчаяние я испытала, когда она вытащила меня из Девяносто Девятого и как я ненавидела её за то, что она лишила меня заслуженной смерти. И я помнила, как она укрывала нас с Глори от дождя. Как я вошла в её сознание, когда она потеряла себя под Хуффингтоном и как она перемещала в меня свои воспоминания. Лакуна была Псалм не больше, чем я была своими металлическими ногами. Псалм для неё была фундаментом, но сама кобыла была кем-то совершенно другим. Для меня она была ближе, чем моя собственная мать. Она знала мои недостатки и принимала меня с ними. Её доброта и смирение ещё более подчёркивались тем, с чем она была связана.
Она пришла, чтобы спасти меня, когда я нуждалась в помощи в моём одиноком путешествии после Хэппихорна. Она прошла со мной через ад Хайтауэра. Она дарила радость и вызывала восхищение. И она тоже росла. От, казалось бы, лишённого эмоций вычислителя до кобылы, способной любить. Она танцевала, чего я никогда не видела от Псалм. Что бы она могла сделать, если бы у неё было ещё несколько месяцев? Кем бы она могла стать, если бы Богиня осталась в живых и осознала бы свои ошибки?
Я глядела вперёд, на клубящиеся вокруг нас облака и, наклонившись, осторожно поглаживала гриву Бу. А потом я взглянула на пустой бок кобылки и, под нарастающую музыку, наконец осознала весь ужас того, что сделала Лакуна. Я затряслась и по моим щекам потекли слёзы.
У Лакуны не было души. Она была собранием воспоминаний. Если в этом теле и была душа, то это была душа Псалм, не Лакуны. Для Лакуны не будет никакого посмертия. У неё не было на это ни единого шанса. И, тем не менее, она пошла на это и вернула аликорнам все воспоминания, в надежде на то, что у её расы есть будущее.
Надежда… вот, что было добродетелью Лакуны. Надежда, что я выживу. Надежда, что у меня всё получится. Надежда, что… как-нибудь… всё станет лучше. Бу взглянула на меня и я, обняв её за шею, зарылась лицом в её гриву.
— Её больше нет. Её… её действительно больше нет! Она ведь танцевала со Стронгхуфом и… и…
Я представила себе её жизнь, женитьбу с этим вечно переигрывающим увальнем с Пустоши. Они могли бы быть эпической парой, чей романтизм вошёл бы в легенды! Так или иначе, у неё могли бы быть свои дети, или она могла бы взять приёмных и научить их своей доброте. Представила, как она помогала бы мне, если я снова облажаюсь с Глори или П-21… или просто так.
— Я никогда больше не услышу её смеха или спокойного голоса, говорящего мне, что всё будет хорошо, или… что угодно!
И пока играла музыка, я вспоминала всю ту красоту, что она принесла. Как она создавала своим рогом звуки скрипки вместе со Священником и Попурри. Как развевались её крылья, когда она купалась в магических отходах! Или как гули Митлокера будто вернулись на двести лет назад, когда они были живы, просто глядя, как она наряжается. Она улучшала Пустошь просто потому, что была собой. А я только и могу, что пробивать в ней дыры.
Лакуна исчезла, как слёзы под дождём… но надежда осталась? Хотела бы она, чтобы я её оплакивала? Да. Некоторое время. Она знала, что такое печаль. И поэтому я не пыталась сдерживаться. Слёзы смывали печаль с сердца. Они не были слабостью. Но затем она хотела бы, чтобы я продолжила путь. Чтобы не оставляла надежду довести всё до конца. Поэтому, наплакавшись, я вытерла сопли об шею Бу.