Возвращение к жизни
Шрифт:
— Правда?
— Чистая правда! Я договорилась об аренде коттеджа с мисс Клеверли и в дальнейшем буду вести дела только с ней… Может быть, вы меня немного просветите… — тетя Мэгги снова перешла на светский тон: — …какое отношение к сдаче коттеджа имеете вы?
— Я? — Он указал на свою грудь, где под белой рубашкой вздувались крепкие мышцы. — Ах, я? Так уж получилось: я владелец этого поместья.
У меня пересохло в горле. Тетя Мэгги с трудом перевела дыхание. Я была в отчаянии; в моем сознании звучало — нет, нет! Казалось, прошла вечность,
— А кто же тогда мисс Клеверли?
— Это слишком долго объяснять. — Мистер Маквей сардонически усмехнулся. — Мисс Клеверли — домоправительница. Она выполняет обязанности экономки, советника и… всего не перечислишь.
Я почувствовала, как мое лицо стало пунцовым. Мне снова захотелось поднять руку и наотмашь ударить по яркому рту, хладнокровно изрекавшему эти мерзкие слова. В моей памяти всплыла одна из квартир отца и его очередная любовница — последняя из тех, кого я видела. А перед глазами возникла спина Маквея, направлявшегося к выходу.
Перед тем как уйти, он небрежно обронил:
— Заберу свою постель, если вы не возражаете.
Тетя Мэгги прошептала:
— Не обращай на него особого внимания. Мы не будем часто его видеть; без особой необходимости, конечно. Но если тебе станет невмоготу, мы найдем что-нибудь более подходящее для спокойного отдыха.
Да, нам определенно следовало бы поискать другое место, так как меня воротило от этого мужлана. Я не могла и нескольких минут находиться рядом с Дэвидом Бернардом Майклом Маквеем. У меня тут же появлялось желание ударить его. Это было жуткое ощущение. За всю свою жизнь мне пришлось только однажды ударить человека, после чего я попала в клинику и чуть не лишилась рассудка.
— Всегда есть ложка дегтя в бочке меда, девочка моя.
Голос тети Мэгги был печальным, и это отрезвило меня. Я обязана позаботиться о тете. Она терпеливо сносила все тяготы длительной езды под палящим солнцем. Она не унывала ни при каких обстоятельствах. Я взяла тетю за руку и напомнила ей поговорку, которую она часто повторяла мне, когда я была маленькой:
«Большие шары громче лопаются».
«Шар» появился в кухонной двери.
— Две кружки, стоявшие в кладовке, где они?
— Их забрала девушка, — ответила я.
— Девушка? — Маквей вошел в комнату. Под мышкой он держал свернутый спальный мешок. — Вы говорите о Франни?
— Я не знаю ее имени, но кружку забрала она.
— Тогда все хорошо.
Маквей стоял спиной к входной двери. Его темно-синие глаза сквозь прищуренные веки словно ощупали меня с ног до головы.
Раздался его насмешливый низкий голос:
— Думаю, со временем все утрясется. Спите спокойно. Я постелил чистое белье. — Он шлепнул по солидному мешку под мышкой. — Если понадобится еще белье — возьмете на чердаке. Спокойной ночи.
Никто из нас не ответил. Только после того, к я увидела в окно, что его огромный силуэт растворился среди деревьев, я вернулась к тете Мэгги.
Она не проронила ни звука. Ее молчание меня
— Пойдемте спать, родная, — сказала я, положив руку на плечо усталой спутницы.
Тетушка пристально посмотрела на меня.
— Итак, мисс Клеверли — экономка. Прекрасно! Судя по ее письму, ей столько же лет, сколько и мне. Забавно, но первое впечатление всегда обманчиво.
— Не думаю, чтобы у вас могло создаться радужное впечатление об этом чудовище! Зажечь лампу?
— Нет, не беспокойся. Если мы хорошо выспимся, завтра все покажется иным и мы снова начнем радоваться жизни, ведь это так? — Тетушка ласково похлопала меня по руке, все еще лежавшей на ее плече, и трогательно-нежно прижалась к ней щекой. В моей жизни бывали моменты, когда я понимала, что чувства радости и благодарности еще не умерли во мне. Теперь я твердо знала, что бесконечно люблю добрую, самоотверженную тетю Мэгги.
Кровать располагалась так, что если сесть, прислонившись к спинке, то из окна можно было видеть озеро и возвышающиеся за холмов величественные гряды гор. Я могла отчетливо различать малейшие штрихи дивного пейзажа, так как все вокруг было залито серебристым лунным светом.
Было около одиннадцати вечера, и я лежала в постели, предвидя бессонную ночь, но на душе было спокойно — впервые за последнее время.
Когда я только легла в кровать, в голову полезли мысли о нашем «господине». В нем было что-то необычное, таинственное; но сам факт, что Дэви Маквей — этот дикарь — является владельцем коттеджа, вызывал дикое раздражение. Продолжая любоваться озером, освещенным голубыми лучами, я забылась.
В памяти стало возникать недавнее прошлое. Я вспомнила роковое время, когда познакомилась с обитателями бывшего «пустого дома».
Я уже говорила, что в доме поселилась семья. Их дочь училась в колледже. Когда она вернулась домой и услышала, что в комнате, которую видела из окна своей спальни, лежит больная девушка, она меня навестила. С этого момента началась наша дружба с Алисой Хорнбрук.
Алиса была из тех, кого называют интеллектуалами. В свои двадцать три года она уже имела Ученую степень в области филологии и получила первую учительскую должность в Истборне. Узнав, что я пишу рассказы, она попросила их почитать, вероятно, просто из вежливости или Чтобы доставить немного радости больной. Но мои литературные опыты ей понравились, и похвала Алисы подействовала лучше любых лекарств.
«Ты обязана писать. Это твое призвание».
Казалось, что высокий чистый голос Алисы в эти секунды раздался над озером. Где-то вдали ухала сова. И я снова услышала: «Ты обязана писать книги, ты обязана».
Вдохновленная подругой, я сочинила большой роман, который Алиса, увы, раскритиковала.
— Я бы переписала его заново, — безжалостно вынесла она свой вердикт. — Будет лучше, если ты уберешь пласты доморощенной философии и неоправданно резкие пассажи. Иронии и сарказма в романе с избытком, чтобы принести ему успех у определенной читательской аудитории.