Возвращение колдуна
Шрифт:
Я последовал за Шенноном — правда, далеко не так элегантно, но с большой аккуратностью, — сел на лавку напротив него и молча взял одно из весел. Шеннон взял другое весло и отпустил канат, удерживающий лодку возле берега. Течение оказалось еще сильнее, чем я ожидал, и нам сразу же пришлось налечь на весла, чтобы заставить лодку двигаться в нужном направлении и не сбиться с курса.
Признаться, я внутренне радовался, что мы оба были заняты и мне не надо было говорить с Шенноном. Втайне я уже ломал голову над тем, как можно предотвратить догадки Шеннона по поводу моей личности, когда мы прибудем в Мискатоникский университет. Интуиция подсказывала мне, что Шеннон не
Шеннон был в замешательстве: первый раз в своей жизни он встретил человека — за исключением, конечно, самого мастера, — которого он не смог увидеть насквозь.
Он пытался сделать это снова и снова, но у него ничего не получалось. Ни утром, когда он помогал Джеффу складывать вещи в чемоданы, ни до этого, когда тот лежал без сознания в кровати, ни во время их похода по тихим улицам Аркама.
Результат был тем же: ничего, абсолютно ничего.
Создавалось впечатление, будто он натыкается на невидимую стену каждый раз, как только пытается войти в сознание Джеффа, прочитать его мысли и узнать, кто же он на самом деле.В какой-то момент Шеннон даже стал подозревать, что этот молодой человек может быть тем, кого он ищет. Но эта мысль показалась ему абсурдной, и он отбросил ее сразу же, как только она появилась: Джефф был слишком молод, а согласно описанию, которое дал ему мастер, он должен быть…
Но здесь тоже было что-то странное. Шеннон никогда в своей жизни ничего не забывал.Он помнил каждое мгновение и слово, которое когда-либо говорил или слышал, каждую книгу и строчку, прочитанную им хотя бы раз, и даже мысль, когда-либо пронесшуюся в его голове. Все это знание всегда было с ним, и он мог в любой момент им воспользоваться.
Но описания внешности сына Родерика Андары он не помнил!
Всякий раз, когда он пытался вспомнить ту или иную подробность, касающуюся этого человека, какая-то невидимая рука стирала неясный образ из памяти, будто кто-то ревностно следил за его мыслями и мешал ему разобраться в собственных сомнениях. И даже сама мысль о странной забывчивости, которая так поразила Шеннона, тоже исчезла, прежде чем он смог основательно ее обдумать и у него возникли какие-то подозрения.
Тем временем они достигли середины реки. Течение еще больше усилилось, и Шеннон был вынужден сосредоточиться на том, чтобы грести к берегу и не позволять течению сносить их в сторону. Благодаря своей собранности он вовремя заметил опасность, хотя и не сумел противостоять ей. Что-то бестелесное и ледяное пронеслось над рекой, как холодный ветер, и в тот же миг Шеннон почувствовал острую боль, пронзившую его мысли. Он вскочил, упустив весло, и резко повернул голову.
На противоположном берегу реки появился неясный силуэт. Человек стоял слишком далеко, чтобы Шеннон мог узнать его, но даже на расстоянии он показался ему мрачным и устрашающим. На его голове было что-то светлое, однако сказать однозначно, что же это такое, Шеннон не мог. Пытаясь вспомнить, видел ли он нечто подобное, Шеннон поднял руку, пробормотал слово «ВЛАСТЬ» и закрыл на секунду глаза.
Когда же он вновь открыл их, мир перед ним изменился: он превратился в черно-белое изображение, напоминающее негатив, который был опутан серыми пульсирующими нитями, похожими на гигантскую паутину. Кое-где нити сгущались, образуя узлы и трепещущие серые гнезда. Один из этих узлов, наверное самый крупный, находился прямо над головой незнакомца, стоявшего на берегу. Кроме того, Шеннон заметил, что непосредственно от незнакомца множество серых линий отходит к воде.
Однако он осознал это слишком поздно.
Глубоко под маленькой лодкой появилась огромная тень. Предупреждающий крик Шеннона был заглушён треском разлетающейся в щепки лодки, когда в нее попал невидимый кулак.
Вот уже целый день Говард томился необъяснимым беспокойством, вызванным ощущением неопределенной опасности, которое не давало ему нормально сосредоточиться на чем бы то ни было.
Даже сейчас, когда он слушал профессора Ленгли (или, во всяком случае, пытался это делать), его терзала, мешая думать, сильная тревога. Слова седовласого профессора постоянно ускользали от него, и Говард уже пару раз ловил себя на том, что кивает или отвечает профессору невпопад и даже не понимает, о чем говорит Ленгли.
В конце концов профессор замолчал, оборвав себя на полуслове, покачал головой и начал набивать трубку. Он основательно прикурил, сделал несколько затяжек, пока табак в его резной трубке не разгорелся, как маленький красный вулкан, и выпустил густое облако дыма через нос.
— Вы невнимательны, друг мой, — сказал он. — Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что вас что-то гнетет.
Говард с виноватой улыбкой взглянул на профессора, а затем какое-то время смотрел мимо него в окно. Уже был полдень. Отсюда, из тепла и безопасности маленького кабинета Ленгли, находившегося высоко под крышей главного здания Мискатоникского университета, холмы и леса, раскинувшиеся перед его взором, казались обманчиво мирными.
Но Говард явственно ощущал опасность, которая скрывалась за этим фасадом покоя, тишины и мечтательных раздумий.
— Я… всего лишь немного нетерпелив, — ответил он на вопрос Ленгли.
— Из-за вашего молодого друга? — Ленгли вынул трубку изо рта, улыбнулся и, качая головой, откинулся на спинку стула.
— Он должен был приехать еще вчера вечером, — ответил Говард. — В телеграмме, которую он отправил, была дополнительная просьба о том, чтобы я зарезервировал номер уже на вчерашнюю ночь.
— Он молод, — произнес Ленгли, как будто этим все и объяснялось. — И задержка на полдня для такой большой страны, как наша, не так уж и много.
Говард кивнул. Конечно, Ленгли прав: существует множество причин, которые могли бы объяснить, почему опаздывал Роберт, и ни одна из них не была бы связана с опасностью.
Тем не менее он чувствовал, что здесь что-то другое… Однако Говард не смог додумать мысль до конца. Неуверенность и страх становились все сильнее, пока не появилось смятенное чувство, что он должен что-то делать.
Но вся беда была в том, что Говард не знал, что именно следует предпринять.
— Почему бы нам не перенести нашу беседу, например, на вечер? — неожиданно предложил Ленгли. — Вы могли бы сходить в Аркам и справиться о вашем друге. При нынешнем состоянии дел все равно будет лучше, если он примет участие в нашем разговоре.
Профессор улыбнулся, выбил табак из трубки и поднялся. Говард тоже встал и покинул комнату.
Какое-то время он даже серьезно подумывал над тем, чтобы поехать в Аркам, но потом отбросил эту мысль. Как только Роберт появится в городе, он сразу же сообщит о своем приезде. В этом Говард не сомневался. Ведь письмо, которое он отправил ему в Лондон два с половиной месяца назад, не требовало отлагательств, и Роберт, без сомнения, понимал это.