Возвращение ликвидатора 2

Останин Виталий Сергеевич

Краем глаза мне удалось заметить, как дернулся мускул на щеке у капитана. Он знал об этом решении, оно ему не нравилось, но он понимал, что не в его власти это изменить. И злился.

— Ясно. — сказал я. Мне специально оставили паузу для ответа. — Отель возвращаем. Компенсация будет какая-то по деньгам?

Я не то чтобы жадный, просто домовитый. Моя семья, да и я сам, столько нервов просадили на этой операции комитета, маму, вон, с работы уволили, а Алинку сняли с университетской сборной. И все это — бесплатно? Да вот

фиг вам!

Кузнецов хмыкнул. Роскосмос вскинул брови. Ледящев сжал зубы.

— Нет. — с нескрываемой иронией в голосе произнес маршал. — Отель остается за тобой. Я не собираюсь отдавать распоряжение на изъятие из различных реестров целой кучи документов только потому, что господа из Комитета запустили цепочку плохо контролируемых действий.

— Федор Михайлович! — не выдержал Ледящев.

— Молчать. — небрежно, даже как-то лениво, бросил Кузнецов. — Сережа, с твоим руководством уже все согласованно, ты оставлен в проекте лишь, как наблюдатель. Не более.

— Это не дает вам права ставить под сомнение компетенцию ответственных за операцию сотрудников комитета. — смело возразил капитан.

— Прошу меня простить. — миролюбиво сдал назад отец одноклассницы. — Факта это не меняет. Отель остается за семьей Пичуга. Как вчера сказал Его Императорское Величество, закон в нашей стране, не имеет обратной силы.

Ну, я бы с этим поспорил, но не буду. Понятно, что если вдруг самодержцу понадобится сдать назад в каком-то вопросе, то будет произнесена совсем другая историческая крылатая фраза. Что-нибудь про обстоятельства, которые выше желаний отдельных людей или вроде того.

В перепалке Кузнецова и Ледящева меня заинтересовало совсем другое. Проекте? Наблюдатель? Не, я понимал, что просто так после вчерашнего прорыва с меня не слезут, но чтобы они за ночь целый проект родили? С другой стороны, а чего им еще было делать? Они же, наверняка, ночами не спят, все о судьбах России думают.

— Ладно тогда. Вопрос с компенсацией снят. — произнес я, видя, что никто из визитеров пока говорить не собирается. — Тогда, получается, Ланские и Воронцовы больше меня давить не будут?

Логичный же вывод? Операция сворачивается, все участники возвращаются на исходную, оборзевшим аристократам сообщают о недопустимости такого поведения, может быть, дают какие-то плюшки. А мне не нужно участвовать в Играх.

Последнюю фразу я озвучил, как вопрос.

— А вот тут неверно. — Федор Михайлович откинулся на спинку стула, который тут же заскрипел, словно собирался развалиться. Хотя железный, вроде. — На Игры с командой ты идешь обязательно. Мы должны максимально изучить возможности твоей группы. Желательно, в менее экстремальной обстановке, чем вчера. Ты же так выразился?

Эпизод 18. POV Стикс

Когда играешь против тех, кто узурпировал закон и право на насилие, привыкаешь скрываться. Жить в тени, чувствовать опасность и подозревать агента КОП даже в человеке, который продает тебе продукты.

Эти изменения в характере появляются не сразу, как лишний вес. И также, как от него, от них сложно избавиться.

Со временем, изменения становятся привычками. Затем — частью натуры или характера. Ты отказываешься от привязанностей, часто переезжаешь, всегда просчитываешь пути отхода и следишь за каждым своим словом.

Даже, когда используешь надежную и защищенную связь.

Поэтому, несмотря на душивший его гнев, на то, что больше всего ему хотелось заорать и прибить докладчика, Стикс озвучил свой вопрос нейтральным тоном. Словно бы речь шла о некой безделице. Например, покупке кофе, простейшем действии, которое по не вполне понятной причине завершилось неудачей.

— Как это произошло?

Спокойный голос. Безразличное выражение лица. Лишь легкое недоумение, выражавшееся в подъеме брови. Полный контроль всего. Как обычно.

Хотя можно было ограничится только голосом. Беседа шла не лицом к лицу, и собеседники друг друга не видели. Но… Изменения — привычки — натура.

— У охраны появилось подкрепление.

С той стороны линии тоже сидел хорошо владеющий собой человек. Опытный, прошедший вместе со Стиксом множество операций. Наблюдатель. Аналитик. Один из тех, кого сам Козырь мог бы назвать другом. Если бы такие, как он могли это делать.

— Согласно твоим расчетам, ближайшая группа, способная прийти на помощь кортежу, могла появиться не раньше, чем через двенадцать минут после начала операции.

Тоже пока недоумение. И между строк — ты ошибся?

— Все верно. Но это были не копы и не гвардейцы князя. Эту переменную я не учел. Не мог учесть.

Наблюдатель не часто признавался в том, что чего-то не мог. И это позволило Стиксу подпустить в голос сарказм.

— Кто же тогда? Бдительные граждане?

Самую малость, почти неуловимую крупицу. Но Наблюдатель слишком давно знал своего босса. И смог ее услышать. Ответив в том же духе.

— Школьники.

Некоторое время, многочисленные узлы, через которые шла связь, принимали и передавали лишь тишину. Потом…

— Прости? Ты сказал… школьники?

— Да, все верно. Группа более чем из десяти учащихся старших классов. Десятых, если быть точным.

— Дети сорвали операцию? Ты это хочешь сказать?

Данный факт — ведь Аналитик не умел шутить, плохо укладывался в голове у Стикса. Похищение дочери маршала Кузнецова было проработано до мелочей. Планируя его, Козырь учел прошлую неудачу, выждал достаточное время после провала, чтобы противник немного ослабил бдительность, привлек лучших своих людей. И опять потерпел поражение. А теперь ему говорят, что случилось это из-за десятка старшеклассников? Он чувствовал, как бешенство поднимается откуда-то из глубин его естества.