Возвращение мстителей 2
Шрифт:
– Слушай, Семеныч, давай-ка экспертов на ноги поднимем. Пусть тоже поработают, не одним же нам здесь торчать.
К утру следующего дня Мостовой, Раскольников и Семенов уже шли по коридору больницы, в которую с вечера отвезли Митрофана. Шедший рядом с ними врач-хирург говорил о том, в каком состоянии находится Митрофан.
– Больному вчера сделали операцию. Потерял много крови, но состояние удовлетворительное.
– Что у него? – спросил Раскольников.
– Ну, в общем, этому парню повезло. Три пули попали в ягодицу, четвертая в плечо, но жизненно важные узлы на теле не
– Ничего, – сказал Мостовой. – Подобные разговоры предусмотрены его жизненной программой. Он к ним привычен.
Процессия подошла к палате, у которой сидели два милиционера, вооруженных табельными пистолетами. Мостовой огляделся и увидел невдалеке двух развалившихся на стульях парней. Один из них был одет в джинсовую куртку, на втором был спортивный костюм.
– А это что за типы сидят здесь? – спросил Мостовой у одного из дежуривших милиционеров.
– А это наши внештатные работники, так сказать, добровольные дружинники.
– Ну-ну, – проговорил Мостовой и зашел в палату.
За ним последовали остальные.
Митрофан лежал на больничной койке на животе, подперев подбородок подушкой, которую он в, свою очередь, обхватывал руками.
– Как здоровье, Митрофанушка? – произнес Мостовой, двумя руками приоткрыв простыню, закрывавшую тело Митрофана. – Ой-ей-ей, – сочувственно проговорил Мостовой, глядя на залепленный в трех местах пластырем зад Митрофана. – Серьезное у тебя ранение, я бы даже сказал – героическое, – произнес он.
Стоявший рядом Юрков произнес:
– Это, пожалуй, единственное место на теле, где у него нет татуировок. Во всем остальном он почти как передвижной выставочный зал.
Мостовой закрыл Митрофана простыней. Тот задрал свои заплывшие зенки кверху и оглядел присутствующих.
– А, полканы пришли. Чего надо-то?
– Поговорить с тобой пришли, Митрофанушка, о делах твоих скорбных.
– Давай поговорим. Ничего, что я лежу при вас? – сказал Митрофан.
– Ничего, лежи пока, Митрофан. А то боюсь, как бы тебе, несмотря на твой простреленный зад, скоро сесть не пришлось, лет так на десять.
– Никак я в толк не возьму, о чем это ты поешь, – ответил Митрофан.
– Сейчас поясню, – сказал Мостовой. – Вчера, когда я тебя спрашивал, кто в тебя стрелял, ты промолчал. А ведь ты знал, кто это сделал. Ты первый увидел нападавших. Так вот, сегодня мы выяснили, что это были Хрящ и его люди. Ну, а сегодня же ночью их нашли всех перебитыми. Вот я теперь и думаю, Митрофан, уж не свел ли ты с ними счеты по-быстрому?
Митрофан снова задрал глаза кверху, уставившись на Мостового и спросил:
– Так что, Хряща пришил что ли кто-то?
– Пришил-пришил. Все четыре трупа в пионерском лагере нашли.
– Есть справедливость на свете, – проговорил Митрофан. – Никогда бы не поверил, но, оказывается, есть.
– Вопрос в том, кто ее восстанавливал. Уж не твои ли братки?
Митрофан повернул подушку поудобнее и, положив на нее подбородок, сказал:
– Хочешь верь, хочешь не верь, начальник, была бы у меня такая возможность, так рука бы не дрогнула. Но я со вчерашнего дня здесь на койке валяюсь и сделать этого никак не мог.
– Ты-то может и не мог, но вот люди твои...
– Не шей мне это дело, начальник. Говорю тебе, не я.
– Ладно, оставим этот эпизод, – сказал Мостовой. – Знал ли ты когда-нибудь директора пивзавода Абрамова. Говорят, вы с ним не раз переговоры вели в последнее время.
– Врут, – сказал Митрофан, – твои информаторы. Так, встречались пару раз.
– Так вот, после одной из этих встреч Абрамову в машину тротила и подкинули, отправив его на тот свет. А потом и людишек его поубивали. Тех, кто на наркоте завязан был.
– Ну, начальник, ты совсем все туманом опутал. Какая наркота, каких людишек?
– Каких людишек? Ну, например, завлаба его. Говорят, он химик был неплохой. И для Абрамова синтетическую наркоту производил.
– Не знаю я ни о чем таком, – буркнул Митрофан. – Ни к какому химику я отношения не имею.
– А как же ты объяснишь то, что у тебя в багажнике нашли винтовку импортную, из которой этого химика и пришили? Баллистическая экспертиза подтвердила.
– Ты что, начальник, – заговорил Митрофан, снова запрокинув голову наверх, – ты что, меня засадить решил и поэтому всякую лобуду тут несешь? То убийство Абрамова шьешь, то подручных его, то винтовку какую-то в багажнике нашел. Да я отродясь никакое оружие с собой в машине не вожу, у меня для этого охрана есть.
– Подумай, Митрофан, – сказал Раскольников, – сам понимаешь, чистосердечное признание... Уж больно в нехорошую историю ты попал. Что же тогда получается: ты ведешь переговоры с Абрамовым о покупке акций завода, которые ничем не заканчиваются, после чего Абрамов взлетает на воздух, взорванный в машине. Затем твои люди убивают двух его лаборантов, которые, судя по всему, были завязаны на наркотиках. Правда, не очень понятно, почему убивают. Но, может, как раз потому, что они отказались с тобой работать. В ответ бригада Хряща, которая, как теперь выясняется, работала на Абрамова, организует на тебя наезд и чуть не отправляет тебя на тот свет. И если бы не твоя задница, то ты бы сам отправился к праотцам. Но ты в долгу не остаешься и посылаешь киллеров, которые ликвидируют Хряща и его бойцов. В городе война, начальство волнуется. Нам с Василием Семеновичем каждый день по башке стучат. Уже запарились рапорты писать. Как ты прокомментируешь версию, изложенную мной?
Митрофан застонал и уткнулся лицом в подушку.
– Да, – наконец произнес он, отняв от нее лицо. – Подставили, так подставили. Только вот что я вам скажу, начальники: никакого Абрамова я не убивал, и убивать его мне было невыгодно.
– Это почему же?
– А потому, что мы с ним за два дня до его безвременной кончины в ресторане договорились о том, что он продает мне большой пакет акций с завода. И за этот пакет акций я ему под его слово выложил сто пятьдесят тысяч зелененьких в чемоданчике, из рук в руки передал. В тот день, когда его в машине накрыло, он мне подписанные бумаги должен был передать. Поэтому, как ни крути, после того, как я ему деньги отдал, я с него пылинки сдувать должен был, поскольку те, кто взорвали его, у меня деньги украли.