Возвращение на Трэдд-стрит
Шрифт:
Я смотрела на бескрайнее полотнище трикотажа, отлично видя, чего она хочет от меня, но все равно сопротивлялась мысли о том, что мой новый размер ближе к габаритам миссис Хулихан, нежели та одежда, что висела в моем платяном шкафу. И этот размер продолжал увеличиваться.
– И ты знаешь, как сильно ты нравишься Джеку в красном, – продолжила мать, и ее глаза блеснули.
– Я примерю синий, но ты можешь повесить красный.
– Ерунда, – заявила она. – Сейчас ты больше от него не залетишь, так что можешь без страха носить все,
Я притворилась, будто изучаю ткань бюстгальтера для кормящих, чье хитроумное устройство я никак не могла понять.
– Не считая небольшой вмятины на лбу от моей летающей пуговицы, похоже, он здоров.
– То есть это было приятное свидание?
Я закатила глаза.
– Никакое это не свидание. Мы просто пошли пообедать и поговорить о расследовании. Затем он рассказал мне немного о своем детстве, а я ему – о своем, после чего он отвез меня домой. Он даже не поцеловал меня на прощание, так что определенно это было не свидание. Но откуда ты о нем узнала?
– От Амелии. Она убита горем из-за вас с Джеком, но не хочет вмешиваться. Кстати, у нее есть красивая мебель. Она только что поступила в магазин и идеально подойдет для детской. Амелия хочет, чтобы ты пришла посмотреть. Она пока ее не выставляла, потому что знает, что ее тотчас же купят.
– Мама, ты же знаешь, что я не люблю антикварную мебель. Вспомни, что случилось с кукольным домиком.
Наши взгляды встретились. Мы обе вспомнили старинный кукольный домик, который Амелия подарила Ноле, тот самый, который, как выяснилось позднее, вмещал целое семейство беспокойных призраков.
– Вообще-то она новая. Амелия пошла на распродажу, и там продавался комплект мебели для детской – еще даже с бирками. Кстати, жутко дорогой и сделанный из красного дерева. Он будет красиво смотреться в вашем доме. Или в доме Джека, – запоздало добавила она, сумев, однако, вставить нотку неодобрения.
– Думаю, я могу пойти и взглянуть, – сказала я, пропустив ее последние слова мимо ушей. – Если только это не антикварная колыбель. У меня ее и так больше чем достаточно.
Мать странно посмотрела на меня.
– Что такое?
– Ничего, просто…
– Мама, ты говорила с Ребеккой? Она уже поведала мне про свой сон о двух колыбелях и сердитой женщине. Если это, конечно, то, что ты отказываешься мне рассказать.
Мать как будто вздрогнула.
– Вообще-то нет. Но спасибо, что сообщила мне. Что еще она хотела сказать?
– Это почти все. И что эта женщина определенно не я, потому что она была миниатюрной.
Мать кивнула и повернулась обратно к кронштейну с одеждой, но я видела, что одежда для беременных ее больше не интересует. Я шагнула к ней ближе.
– В чем дело?
Она поджала губы.
– Я говорила с твоей бабушкой.
Мы обе на минуту умолкли, задумавшись о том, что только мы двое, да, пожалуй, еще Ребекка, сочли бы разговор о телефонном звонке с того света в порядке вещей.
– Она сказала, что звонила тебе, но ты не отвечала на ее звонки.
Я покачала головой, не желая возобновлять этот разговор.
– Что она хотела?
– Она советует тебе быть осторожной. И не бояться просить о помощи – из любых источников.
Мать пристально посмотрела на меня, и я вспомнила, как Ребекка почувствовала в моем доме запах роз, а я нет.
– Призраки дают о себе знать, когда они чувствуют, что в них нуждаются? – спросила я.
– Ты о чем?
Я принялась перебирать вешалки с яркими балахонами, гигантскими платьями в форме палаток и брюками с кенгуриной «сумкой» для живота.
– Помнишь, как я по запаху роз всегда могла сказать, что Луиза Вандерхорст вот-вот появится? Ребекка почувствовала запах роз, когда была у меня дома, и я подумала, вдруг Луиза решила, что она мне нужна. В конце концов, ребенка тоже нашли в ее доме.
– Думаю, такое возможно. Но почему ты не почувствовала запаха роз?
– Не знаю. Ребекка утверждает, что иногда беременность может маскировать тот или иной дар. Это правда?
Моя мать пристально посмотрела на меня и положила руку в перчатке мне на плечо.
– Да. Во всяком случае, так было со мной. Когда я была беременна тобой, мне не нужно было носить перчатки – по крайней мере, со второго триместра. Я по-прежнему могла что-то ощущать, когда касалась тех или иных вещей, но между ними и мной как будто был своего рода фильтр. Возможно, это мать-природа таким образом защищает ребенка от стресса.
– Но все вернулось после того, как родилась я.
– Практически в тот же день. Я взяла у медсестры ручку, чтобы подписать документы о выписке, и увидела ее мать в онкологическом отделении на третьем этаже. Вот только ее мать на тот момент была дома и, насколько ей было известно, была здорова.
– Тебе это нравилось? Не иметь дел с призраками несколько месяцев?
Ее глаза были серьезны.
– Нет. Я думала, что так и будет, но на самом деле мне как будто ампутировали конечность. Или же разлучили с моим ребенком.
Я посмотрела на мать. Это все еще была красивая женщина, которую я помнила с детства. Я догадывалась: мы обе вспомнили те тридцать три года, когда она отсутствовала в моей жизни. Моя ладонь машинально легла на живот, а сердце как будто расширилось и сжалось, стоило мне подумать о разлуке с собственным ребенком. Неужели это и есть материнство? Когда некая часть вас гуляет вне вашего тела? Не будучи уверена, хочу ли это узнать, я отвернулась.
– Иногда мне хочется войти в антикварный магазин и не нарваться там на толпу призраков мертвых людей или посмотреть в зеркало, не задаваясь вопросом, кто там стоит позади меня. Или ответить на звонок и точно знать, что на другом конце провода живой, дышащий человек.