Возвращение оборотней (Трилогия)
Шрифт:
продолжал надрываться лодочник.
— Я рад за т-бя. П-л-гаю, счас с нами т-бе уже н-н-нне интересно к-таться!
— Этого я не говорила, с вами тоже вполне ничего, только спать очень хочется. — Я зевнула, пьяная ревность Алекса почему-то успокаивала, в отличие от претензий кота, у которого не было никаких
— К-нечно, ище и с К-з-новой в по-пут-чках. Помню, как т-бе нр-вился Вальмон, а… а… а они ведь одн-го поля ягода. Т-бе нр-вятся такие, да?!
Хм, а ведь тогда он и вида не показывал, что это его чем-то задевало, — значит, все-таки ревнует! Я промолчала, улыбаясь про себя.
— Т-бе, к-нечно, польст-т-тило, че он на т-бя запал?
— Я согласилась на встречу, только увидев у него на пальце перстень со знаком ордена Скрывающих Лицо, — наверное, уже в десятый раз охотно повторила я.
— Т-кая вн-матильн-сть т-бе обычно не свой-ой-ствинна!
Кот намеренно не вмешивался, но слушал нас чутко, судя по подрагивающим ушкам. И пристальный издевательский взгляд, который он переводил с мужа на меня, вызывал желание взять его за шкирку и выбросить в воду. Благо до берега плыть всего метра два, ему было бы полезно, даже лучше, чем купание в росе на кладбище у Цветочного человека.
— Кажется, дьявол ревности окончательно завладел твоей душой, ну образно говоря. — Я пожалела, что невольно напомнила ему о больном вопросе, упомянув про душу. Но тут меня осенила догадка: может, он такой из-за той куртизанки? Теперь все понятно, пьян, полон раскаянья и ищет себе оправдание.
Гондольеры, гондольеры, В вас стреляют Робеспьеры, Посылая прямо в борт кусок свинца! —не унимался старательный дядька с веслом. Уверена, что мотив он где-то своровал, а текст, конечно, был народный…
— Ох, замолчит он когда-нибудь?
— Эт-то ты об мне?!!
— Не о тебе, о гондольере! Просто неудобно ему прямо сказать, но с его слухом петь можно только у церкви… А ты что вечером делал с этой мымрой? — Я решила, что настала моя очередь требовать объяснений.
— Н-н п-нимаю, о ком ты, я н-н с кем п-п к-н-лам не к-тался.
— Как будто я вас не видела. — Я тоже встала в полный рост и уперла руки в бока. — С этой крашеной девицей в красных (тьфу, куплю такие же!) чулках…
— С Камиллой, — состроив невинную мордочку, тут же подсказал Профессор.
— Я хотела сказать — с куртизанкой, но раз и имя ее известно, получается, вы ее обсуждали?! И ты по-прежнему даже не понимаешь, о ком я? Ну давай колись, скажи, как она тебе?!
Алекс сердито посмотрел на предательского кота, но для меня Пушистик снова стал другом, зря я хотела швырнуть его за борт.
— Я…
— Ну как же, как же, а зачем ты тогда с ней ушел? — сладким голосом пропела я.
Командор насупился в глубоких размышлениях.
— А пщему т-бя самой н-н было целых три ч-са?! Для тво, че ты узнала, льбому агенту п-надоб-лось бы пять минут м-ксимум!!!
— А почему же тогда об этом ордене никто из вас не смог ничего узнать? Если бы я действительно все-все-все узнала о Маске, у тебя тогда были бы хоть какие-то основания подозревать меня. Именно тот факт, что он больше ничего не сказал, косвенно подтверждает, что я не была уступчива!
— Ах-хы-х, зн-чит, че-то такое у вас н-клевы-вы-валсь!
Мы здорово раскричались, уже и не замечая, что лодочник давно не поет, с тревогой глядя на нас и на гондолу — я так жестикулировала, что она начала заваливаться набок.
— Синьоры, осторожно, вы перевернете мою лодку!
— Да провались она пропадом! — весело поддержал нас зараженный общим безумством агент 013, размахивая мушкетерской шляпой. Ну и результат не заставил себя долго ждать…
Прислушавшись к мнению большинства, гондола опрокинулась, и мы полетели в воду. Я, завопив, шмякнулась в волны спиной, Алекс успел вывернуться и выпрыгнуть, но с другой стороны лодки.
— Полундра, кот за бортом! — орал Профессор, бултыхаясь по-собачьи.
И только гондольер отнесся к произошедшему с философским спокойствием.
— Повезло, что мы не в открытом море, — ровно сказал он, плывя к причалу.
Пока командор с вцепившимся ему в плечи котом подплывал ко мне и, поймав зубами за рукав, отбуксировал к набережной, я благодарно молчала, а когда мы вылезли, мокрые и приутихшие, крепко его обняла:
— Ты мой спаситель! Прости меня, ладно?
— Нет… в смысле ладно!
— Ах ладно?!!
— Да. То есть нет! Прости, я дурак.
— Это ты, пожалуйста, меня прости.
— Я погорячился, я не должен был.
— Ты еще и выпил потом.
— Правда?! Обычно я не…
— Эй, голубки, — не выдержав, взорвался мокрый как мышь кот, — совесть есть, а?! Пошли домой, там продолжите ваши «муси-пуси», я же простужусь, а чихающий суперагент — зрелище душераздирающее… Мне срочно нужно принять горячую ванну, натереть лапы горчицей и снять наконец эти дурацкие сапоги!
Расплатившись с искупавшимся по нашей милости гондольером, весь оставшийся путь до гостиницы мы проделали пешком. Хорошо, что она была уже близко, а то в феврале разгуливать в мокрой одежде, хоть это и Южная Италия, не очень-то приятно.
— Переоденемся, и за работу! На отдых времени нет, вечером бал у дожа, а до этого нам нужно постараться выяснить как можно больше по делу. Я уже знаю, куда мы пойдем сначала, — сказал Алекс решительно, когда мы, хлюпая и оставляя за собой лужи, влетели в наш номер. — Даю всем полчаса, чтобы привести себя в порядок!