Возвращение Прометея
Шрифт:
Да, свой голос я хорошо знаю. И настоящий и тот, который слышат только мертвые шотландцы, евреи и прочие светила. И своих собеседников наделяю голосами осознанно, со вкусом подбирая тональность, звучание, изюминку. А вот таким голосом, я никогда не разговариваю.
Кто же тогда меня всё время убаюкивает?
Интересный вопрос профессор. Кстати, если о чем-то думать, голос пропадает. Как будто его глушат мои собственные мысли. Надо размышлять? Хорошая идея, профессор. Не дай себя усыпить. Я же не сошел с ума, я же понимаю что этот белый чертов светильник
Думай, Аким Иванович. Думай.
Зал был полон. Люди сидели на расставленных рядами стульях, стояли вдоль стен и в проходах, толпились на заднем плане возле дверей. Обычно, заурядная ежегодная конференция заполняла зал едва ли на три четверти, и то, в основном лицами, просто отбывающими номер, вроде «прилежных» студентов, или чиновников мелкого уровня. Но сегодня был ажиотаж. Ещё бы. Приехал министр экономического развития. Из Москвы.
По такому случаю из своих кабинетов вылезла вся козырная масть: политики, крупные бизнесмены, маститые ученые – провинциальный истеблишмент. Наглаженные костюмы стояли торчком, туфли блестели как яйца доисторических ящеров, а докрасна набритые физиономии послушно и многозначительно кивали в ответ на каждое слово министра. Особо плотная группа в первом ряду, кучковалась вокруг центра сегодняшнего внимания – гостя из столицы, ревностно охраняя доступ к телу господина….
Аким тоже сидел в первом ряду, но не благодаря причастности к истеблишменту, а лишь потому что был одним из докладчиков форума.
На самом деле он поменялся бы с кем-нибудь, с последних рядов, лишь бы избавиться от пристальных взглядов охранников, бесцеремонно расхаживающих вдоль трибуны с таким видом словно перед ними были заключенные, готовые к побегу, но не мог этого сделать: столь велико было стремление не пропустить ни одной детали выступления и, особенно, докладов своих коллег. Ему нужно запомнить все ключевые моменты, факты, детали и цифры. Подготовиться к своему выступлению. Если он собрался разбить в пух и прах доводы большинства, выступить противником общества, пойти против тренда (как сказала бы Дана), он не имеет права путаться в «показаниях».
– Как ты думаешь почему сегодня наш ректор надел красный галстук?
Рядом сидел Кравчук, профессор кафедры менеджмента, тоже коллега, и тоже докладчик. Рот у него не закрывался ни на минуту, изрыгая квадриллион слов в минуту, и это сильно отвлекало внимание и злило Веленского.
– Думаешь, потому что министр коммунист? Ха! Нет! Красный галстук отлично будет подходить к лицу Воробьева после первой рюмки! Знаешь же как он краснеет когда употребляет. А я уверен что он не сможет отказаться. Хочешь сказать что министр не будет пить? Да ты только посмотри на его лицо, – он вылитый Бахус! Ему на роду написано выпивать по литру коньяка в день! Ха! Да они одного поля ягоды с нашим Воробьевым!
Комментировать пустую болтовню бессмысленно. Прервать или заставить заткнуться – нарвешься на еще большую порцию словесного поноса. Аким даже не пытался поддержать разговор, прекрасно зная, что Кравчук, когда нервничает, не даст вставить ни слова. Да и вставлять особо не хотелось. Приходилось только сожалеть, что в соседи достался этот болтун.
Аким знал, что сегодня здорово удивит ректора и коллег по цеху. Его доклад вызовет бурю эмоций, сопротивления, насмешек и даже оскорблений. Не от публики, конечно, и не сегодня. Вот когда конференция закончится, в понедельник, в кабинете ректора. Вот где его ждет трепка.
Каждый доклад, научный отчет и даже учебные программы проходили редактуру у главного цензора университета – у самого ректора. Этот сухой, злой как паук, высокомерный человек не упускал возможности показать свое превосходство над простыми смертными и, зачастую беспощадно, заворачивал работы, прочитав только заголовок. «Название – это имя! Как назовешь так и едет. Переделать. Так никуда не годиться».
Веленский принес свой доклад вылизанный до тютельки. Но с преднамеренно несуразным названием. Воробьев тут же прикопался и отправил переделывать. Исправив название на нужное Аким вернулся и работа была принята. «Ну вот, это другое дело». Основной текст прошел цензуру без запинки и всё было готово. К выступлению допущен.
Но дело в том что сегодня Аким Иванович Веленский, принес на конференцию совсем другой материал, о котором всевидящий Воробьев даже не догадывался. Как впрочем, и все остальные. Это был настоящий доклад: не просто притянутые за уши красивые цифры и графики, коими пестрят подобные мероприятия – нет, это резюме нескольких лет упорной работы, выжимка важнейших данных из реальных наблюдений и анализа, краткая аннотация будущей книги, которую он может быть когда-нибудь опубликует.
Навряд ли, то что он собирается сегодня выложить понравиться им.
Аким сжал ладони так, что пальцы побелели.
Дай бог мне силы. Дай мне смелости.
Один за другим за трибуну поднимались ученые, предприниматели и чиновники администрации. На белом полотне проектора мелькали графики, таблицы и красивые лозунги, зовущие в прекрасное будущее. Лица докладчиков наливались краской от возбуждения или бледнели в сильнейшем волнении. Выступления сопровождались бурными овациями, помощник министра вручал грамоты, а женщинам даже цветы. Крепко пожимались руки, похлопывались плечи, а затем, незатейливым жестом в сторону зала, тот же помощник с улыбкой отправлял докладчика обратно на его почетное бесполезное место. Иногда звучали политкорректные вопросы по теме, на них давались не менее политкорректные ответы, и следовал новый гром аплодисментов. И только профессор Кравчук неутомимо критиковал каждого оратора.
– Ну посмотри, что говорит! – шептал он в ухо Веленскому. – Разве этот недоумок Гельвер понимает что такое рыбная промышленность?! Да он максимум, что знает, это как побольше выловить нелегальной рыбы и побыстрее сбагрить китайцам!…
– Опять двадцать пять! Что это за график?? Это что, кривая спроса? Да это кривая извилина в его башке, единственная причем!…
– Лесная отрасль в фазе становления нового уровня…? Что за бред! Лесная отрасль в фазе полной задницы….
Возражать, спорить или как-то комментировать словесный понос гиперактивного коллеги не было ни сил ни желания. Аким пропускал через себя болтовню, как сито пропускает воду, не задерживая в голове ни капли сказанного. Он сосредоточился на внутреннем диалоге, повторяя как молитву подготовленную речь и возвращаясь к ключевым точкам, которые должны придать силы всему докладу.
Бубнеж Кравчука раздражал, и всё же Веленский не пытался его заткнуть, понимая что коллега просто нервничает. И чем ближе наступала очередь им выступать (а они шли друг за другом) тем сильнее оба нервничали. Кравчук болтал еще быстрее и еще более дерзко, а Веленский мысленно пробегая по тексту доклада, боясь забыть важные детали, всё больше путался. Наконец вызвали Кравчука и это принесло успокоение одному и заставило сжаться низ живота у другого.
К своему удивлению и зависти Аким отметил, что его коллега едва поднялся с кресла, тут же приобрел самый жизнерадостный, веселый и бодрый вид, как будто и не было никакого нервного трепа и часов ожидания. С широченной улыбкой Андрей Кравчук возвысился над аудиторией и начал свой доклад с короткой, но емкой шутки: