Возвращение с Западного фронта (сборник)
Шрифт:
Шредер дружил с Козоле. Мы, правда, этой дружбы не понимали, потому что Шредер был нежным и хлипким малым – настоящий ребенок, полная противоположность Козоле, но Козоле оберегал его, как мать.
Позади нас кто-то засопел. Оказалось, что Зеелиг все время шел за нами и теперь, выпучив глаза, стоял рядом.
– Такого я еще не видывал, – бормотал он, запинаясь. – Как же это произошло?
Никто не ответил. Шредер неделю тому назад должен был получить отпуск, но Зеелиг постарался помешать этому. Шредера, как и Козоле, он терпеть
Мы ушли: в эту минуту Зеелиг был нам невыносим. Людвиг снова забрался под свои шинели. Остался только Альберт. Зеелиг неподвижно уставился на тело Шредера. Луна, вынырнувшая из-за туч, осветила труп. Подавшись вперед жирным корпусом, фельдфебель смотрел на землистые лица, в которых застыло неуловимое выражение безмолвного ужаса, но, казалось, безмолвие это вопило.
Альберт сказал холодно:
– Прочитайте молитву и поскорее уходите. Так будет лучше всем.
Фельдфебель вытер лоб.
– Не могу, – пролепетал он.
Ужас охватил его. Мы знали, что это такое. Можно было неделями не испытывать ни малейшего страха, и вдруг, совершенно неожиданно, страх хватал человека за горло. Позеленев, шатаясь, Зеелиг отошел прочь.
– Он, видно, думал, что здесь перебрасываются конфетками, – сухо проговорил Тьяден.
Дождь полил сильнее, и мы начали терять терпение. Зеелиг не возвращался. Наконец мы извлекли Людвига Брайера из-под его шинелей. Тихим голосом он прочитал «Отче наш».
Мы подавали мертвецов к могиле. Вайль помогал поднимать их. Я видел, как он дрожал.
– Вы будете отомщены, вы будете отомщены… – шептал он почти беззвучно.
Я посмотрел на него с удивлением.
– Что с тобой? – спросил я его. – Не первых же ты хоронишь. Этак тебе за многих придется мстить.
Он замолчал.
Когда мы уложили первые ряды, Юпп и Валентин приволокли в плащ-палатке еще кого-то.
– Этот жив, – сказал Юпп и открыл лицо раненого.
Козоле взглянул на него.
– Долго не протянет, – определил он. – Подождем, пока кончится.
Человек на плащ-палатке прерывисто дышал. При каждом вздохе по подбородку стекала кровь.
– Может быть, отнести его? – спросил Юпп.
– Тогда он сразу же умрет, – сказал Альберт, указывая на кровь.
Мы уложили раненого в стороне. Макс Вайль остался при нем, а мы снова взялись за работу. Теперь мне помогал Валентин. Мы опускали Глазера.
– Ах, бедняга, жена у него, жена… – бормотал Валентин.
– Осторожней: следующий Шредер! – крикнул Юпп, опуская плащ-палатку.
– Заткнись! – цыкнул на него Брегер.
Козоле еще держал труп в руках.
– Кто? – спросил он, не понимая.
– Шредер, – повторил Юпп, полагая, что Фердинанд уже все знает.
– Чего ты мелешь, дурак? Шредер в плену! – рассвирепел Козоле.
– Нет, это правда, Фердинанд, – подтвердил Альберт Троске, стоявший рядом.
Мы затаили дыхание. Не говоря ни слова, Козоле вернул нам Шредера наверх и сам полез вслед. Карманным фонарем он осветил тело. Низко-низко наклонясь над остатками лица, он искал знакомые черты.
– Слава Богу, что фельдфебель убрался, – шепнул Карл.
Мы так и застыли. Козоле выпрямился.
– Лопату! – бросил он.
Я подал ему лопату. Мы ждали нападения, ждали убийства. Но Козоле начал копать. Он рыл для Шредера отдельную могилу и никого не подпускал к ней. Он сам опустил в нее тело друга. О Зеелиге он в ту минуту не думал: слишком велико было потрясение.
На рассвете обе могилы были готовы. Тем временем скончался раненый, и мы положили его рядом с другими. Утрамбовав землю, поставили кресты. Козоле взял один крест для могилы Шредера, написал чернильным карандашом на нем имя покойного и на крест надел шлем.
Подошел Людвиг. Мы обнажили головы. Он вторично прочитал «Отче наш». Альберт, бледный, стоял рядом с ним. Альберт со Шредером сидели в школе за одной партой. Но страшнее всех казался Козоле. Лицо его совершенно посерело и вытянулось. Он не произносил ни звука.
Мы постояли немного. Дождь все лил. Нам принесли кофе. Мы уселись и начали есть.
Утром из близлежащего окопа вдруг выполз Зеелиг. Мы полагали, что он давным-давно куда-нибудь убрался. На добрый километр от него разило ромом. Только теперь он собрался к могиле. Увидев его, Козоле взвыл. К счастью, Вилли оказался неподалеку. Он бросился к Фердинанду и обеими руками обхватил его. Но этого было недостаточно, и нам пришлось вчетвером изо всех сил держать Фердинанда, готового вырваться и задушить фельдфебеля. Целый час мы боролись с Козоле, пока наконец он не образумился, поняв, что погубил бы себя, поддавшись своему порыву. Но он поклялся над могилой Шредера, что рано или поздно он с Зеелигом рассчитается.
И вот Зеелиг стоит за стойкой, а Козоле сидит в пяти метрах от него, и оба уже больше не солдаты.
Снова заиграл оркестрион, в третий раз гремит марш из «Веселой вдовы».
– Хозяин, давай еще по рюмке на всех! – кричит Тьяден, и свиные глазки его искрятся.
– Сию минуту, – откликается Зеелиг и подает нам водку. – Ваше здоровье, друзья!
Козоле взглядывает на него из-под нахмуренных бровей.
– Ты нам не друг! – фыркает он.
Зеелиг сует бутылку под мышку.
– Ну что ж, не надо, – отвечает он и возвращается к себе за стойку.
Валентин залпом опрокидывает рюмку.
– Пей, Фердинанд! Истина в вине! – говорит он.
Вилли заказывает еще одну круговую. Тьяден уже наполовину пьян.
– Ну что, Зеелиг, старый ты паук ротный, теперь уж тебе нас не упечь! – горланит он. – Выпей-ка с нами. – И он хлопает своего прежнего начальника по спине, да так, что тот чуть не захлебывается водкой. Год тому назад Тьяден попал бы за такую штуку под военно-полевой суд или в сумасшедший дом.