Возвращение Томаса
Шрифт:
— Все хорошо, — сказала Яра торопливо. — Ни один рыцарь Британии не выказал еще такой доблести, как ваш сын! О его деянии будут слагать песни. А сейчас все хорошо, все кончено.
Подошел Эдвин и тоже обнял Томаса, а Яре поцеловал руку. Рыцари слезали с коней, на встречу отца с сыном смотрели с почтительным восторгом, двигались тихо, не переговаривались. Слуги и оруженосцы разбирали коней, наконец, сэр Торвальд обратил внимание на Олега и женщину за его спиной, вздохнул, сделал широкий жест руками.
— Дорогой... сэр калика, мой дом — твой дом. Располагайся. Прости, но
Олег буркнул:
— Спасибо, сэр Торвальд. По правде говоря, я сам не ожидал увидеть себя с, как вы говорите, «гм дамой». Но что делать, у всех свои несчастья. Позвольте себе представить леди Лилит. Она не желает называть своих титулов, но Томас подтвердит, что перед древностью, ее происхождения все родословные королей — пыль, тлен, прах и сотрясение воздуха мычанием.
Сэр Торвальд поклонился со всей учтивостью, следом отвесили поклоны сэр Эдвин и рыцари.
— Наш дом, — повторил сэр Торвальд торжественно, — ваш дом.
Он повел сына в замок, не выпуская его руки, когда-то совсем детской, а теперь твердой и жилистой, с желтыми от рукояти меча мозолями на ладони. За ними пошли Яра и сэр Эдвин, чуть погодя сдвинулись с места, выстраиваясь по рангу, остальные рыцари.
Олег наконец покинул седло, повернулся и подал руку Лилит. Она расхохоталась:
— И ты?..
Он проворчал:
— Где живешь, те песни и поешь.
Она легко соскочила, не коснувшись его руки, зато тут же бросилась на шею, звучно поцеловала, не обращая внимания на стоящую в сторонке челядь.
— Ты прелесть, — объявила она. — Говоришь так серьезно, словно в самом деле так и поступаешь.
Он вскинул брови.
— А разве не так?
— Нет, конечно, — сказала она. — Ты вон даже одежду менять не желаешь! Ничего, мы с Ярой на этот счет уже посплетничали и кое-что придумали.
ГЛАВА 5
Замок гудел, челядь сбивалась с ног, из подвалов выкатывали бочонки со старым вином, а мясо жарили и пекли даже во дворе. Из кухни уже таскали на столы в пиршественную залу холодные закуски, головки сыра и всяческие студни, хлеб всех сортов, творог. В печах и на жаровнях торопливо готовили дичь, пойманную на охоте: оленей, диких коз, кабанов, а также всякую мелочь вроде уток и гусей.
Ликующий сэр Торвальд праздновал возвращение сына с невесткой с размахом, дядя Эдвин поддерживал с энтузиазмом, все рыцари восхваляли подвиги Томаса и восторгались ими. Но Олег видел темное, как грозовая туча, лицо Томаса и понимал: рыцарь не верит, что восторгаются искренне, подозревает, что все вокруг него просто стараются утешить и как-то компенсировать вниманием и заботой потерю королевской короны.
Глупости, подумал Олег с сочувствием. Конечно же, все рады искренне. И пир не из-под палки. В этом мире, где все воюют против всех и потому не знают, что творится даже у соседей, жизнь у рыцарей довольно скучная, потому так стремятся хоть отправиться в дальние походы, хоть принять на себя обеты и уйти на поиски Святого Грааля или золоторогого оленя. А если в замок забредет бродячий менестрель — уже повод устроить пир, на котором все будут слушать о
В ожидании долгого и бестолкового пира Олег ушел с сэром Эдвином а их родовую библиотеку, Яру и Лилит увела мать Томаса леди Климентина, а сам он остался наедине с отцом. Помолчали, ибо слов у обоих столько, что только молчанием и выразить всю тяжесть. Отец робко поглядывал на гневное лицо сына. Вздыхал, разводил руками, но в лоб спросить о планах не решился, закинул удочку издалека:
— А что... делает этот язычник? Почему он с тобой?
Томас задумался, развел руками.
— Знаешь, отец... я даже себе не могу ответить. Сперва, как ты знаешь, нам было просто по пути. Он тоже брел из Иерусалима, набрался там, как собака блох, всяких ложных учений. Потом я довел его до Киева, дальше собирался один...
Отец закончил:
— А потом он пошел провожать тебя?
— Да, — промямлил Томас, — что-то в этом роде. Чем-то я его заинтересовал, хотя не пойму — чем. Как воин он мне не уступит, знает неизмеримо больше. Да и вообще, только теперь, когда все сделано и я остыл от ярости, начинаю осознавать, что же натворили! В ад вторглись — ладно, но ведь и в рай вломились, как два пьяных моряка... Как из ангелов перья летели, вспомнить стыдно. Правда, загородили дорогу мне, благородному рыцарю из рода Гислендов! Как такое стерпеть, когда с моего пути и бароны разбегаются, как вспугнутые воробьи?.. Словом, если бы не Олег, я бы даже в ад не попал... в смысле, вот так, живым и с мечом в недрогнувшей руке... а с ним все прошли, от всех отбились. Сам не знаю, что он во мне увидел такое!
Он снова сбился, умолк. Отец покачал головой.
— Хорошо, это не главное. Скажи, за трон бороться будешь?
Томас отшатнулся.
— Ни за что! Мое рыцарское достоинство не позволит. Теперь даже если преподнесут ключи от казны, я спущу этих ключеносителей с лестницы.
Отец вздохнул с явным облегчением.
— Вот и хорошо. Заживем...
Томас поспешно прервал:
— Отец, отец! Я хочу сразу сказать, чтобы потом не было больно. Я не останусь. Я всегда был непоседой и хотя по возвращении из крестового похода всерьез собирался осесть, жениться на Крижине и заниматься хозяйством, но, как видишь, не судьба. Сейчас я заехал только попрощаться и сказать, что еду в королевство Эссекс.
Отец смотрел в полном недоумении, потом, спохватившись, кивнул, голос был невеселым:
— Эссекс?
— Да, — ответил Томас. — По слухам, там очень неспокойно и со стороны мятежных баронов, и от морских разбойников, что опустошают побережье, и вообще там много беззакония и несправедливости. А я как рыцарь Храма не могу допустить, чтобы где-то творились несправедливости, притесняли вдов и сирот. Господь вручил нам, крестоносцам, острый меч и посадил на коней, дабы мы несли в мир Его законы любви и справедливости.