Возвращение в Панджруд

Волос Андрей Германович

— Смотрите же! — угрожающе протянул Большой сипах-салар. — Вы сами сказали свои слова! Помните об этом!..

Трепет облегчения пробежал по губам тех тридцати или сорока человек, что окружали его.

— Теперь пойдемте! Сядем, поговорим о делах! Выпьем без спешки по чаше вина!.. — крикнул Большой сипах-салар, разводя руки, чтобы сделать знак, охватывающий каждого и вовлекающий всех в общее дело. — Выпьем по другой! Разберем яства и насытимся! Поднимем по третьей! А потом я скажу, что делать дальше!

Военачальники стеснились у выхода.

Шейзару удалось задержаться

возле дверей зала. Попятившись в сумрак, он оказался возле неприметной двери.

Дверь поддалась.

Однако надежда, что этот путь приведет к какому-нибудь выходу, не оправдалась — он оказался в какой-то темной комнатушке.

Оглянулся.

Потом посмотрел вверх.

Пару лет назад Назр остановился в одном хорасанском местечке, чтобы помолиться возле мечети. Мечеть стояла у крутого обрыва. Одной ее стеной являлась отвесная скала. Вход был не шире двух пядей. Следом подъехал начальник гвардии, спешился, явно намереваясь проникнуть внутрь.

“Эй! — окликнул его Назр. — Ты куда, Кормилец?” Ханджар-бека звали так после одного смешного случая: решил на ходу утолить голод куском хлеба, а при подъезде к городским воротам, где толпились нищие, спешно запихал остатки лепешки в собственный рот; и едва не подавился — вместо того, чтобы, как положено правоверному, наделить нуждающихся милостыней в залог будущего своего спасения...

“Как это куда? В мечеть, конечно! — отозвался Ханджар-бек, яростно протискиваясь. — Господь велик, будь оно все неладно! Разве я сын греха, чтобы не пролезть в эту дырку?!”

Оказалось, как тут же пояснил один из приближенных, мечеть знаменита именно этим: в нее не мог войти человек, зачатый в результате прелюбодеяния.

Проход и в самом деле был узкий, но не настолько, чтобы кто-нибудь застрял. Назр усмехнулся. Господи, каких только нелепиц не выдумают!..

Однако, оглянувшись, неожиданно для себя обнаружил, что и свита, и сопровождавшая выезд кавалерийская сотня, и даже люди из неспешно подтягивавшегося обоза — все тянут шеи, стараясь не упустить момент, когда он сойдет с коня, чтобы попытаться пройти внутрь.

Наверное, ему следовало поступить с ними иначе... Как они смели ждать этого! Следить за ним! Мерзавцы! Подумать только: они хотели убедиться, что их эмир чист! Что он не является сыном греха!.. А раз хотели убедиться, значит мысленно допускали обратное! Свора поганых собак! Пожалуй, следовало немедленно истребить всю эту мелкую сволочь!..

Однако здравомыслие взяло верх.

Громко расхохотавшись, он тронул коня, подъехал ближе, спешился и, ощутив, несмотря на всю свою уверенность, предательский холодок в груди, шагнул к проему...

Вошел.

Вышел.

Ну, тут уж начали ломиться толпой... и все проходили. Все — и вельможи, и простые воины... и командиры, и рядовые... потом и обозники поперли.

Назр стоял в сторонке, хмуро наблюдая. Когда окончательно стало понятно, что, как он и думал с самого начала, все это всего лишь нелепая выдумка, приказал поставить шатер.

Однако чуть позже к нему пришли с известием, что одному из его подданных войти в мечеть так и не удалось.

Причем этот конюх был совсем худым,

даже, можно сказать, тощим человеком. Судя по описанию, он сумел бы протиснуться в лисью нору. Вдобавок очень набожен: то и дело молится.

Назр велел привести его.

Конюх плакал от обиды, размазывая по щекам грязные слезы. “Перестань, — сказал Назр. — Лучше скажи, что ты чувствуешь? Я имею в виду — когда пытаешься войти?” Тот горестно пожал плечами. “Не знаю... как будто выталкивает что-то”. — “Выталкивает? — задумчиво переспросил эмир. — А кто была твоя мать?” Но про мать этот костлявый ничего не знал, его воспитали чужие люди.

“Ладно, иди, — сказал Назр. — Да не горюй, я награжу тебя”.

Не смог войти.

Как это понять? Нельзя понять. Невозможно. “Как будто что-то выталкивает”, — сказал этот несчастный. Выталкивает какая-то сила. Колеса судьбы тоже крутятся не без помощи каких-то сил. Каких именно?

Может быть, это одни и те же силы — силы судьбы и те силы, что не пускают тощего конюха в проем узкой двери?..

Да, это непонятно ровно в той же степени, в какой непонятна судьба. Как понять судьбу? Одного проткнут копьем, а он выживет, поправится и опять воюет... а другой уколется иглой, зашивая рубаху, — и умирает.

Впрочем, что толку размышлять о вещах, которые не могут уместиться в человеческой голове? Предопределенность несомненна. Будет то, что должно быть. Солнце взошло сегодня, взойдет и завтра. Голод утолен, однако возникнет снова. Ты осыпал раба милостями — теперь смотри, чтобы он не воткнул тебе нож в спину... Знать это — означает ли знать будущее? Означает ли знать судьбу?.. Пожалуй что нет. Будущее известно только Богу. Бог знает о нем все. Ангелы — меньше. Духи — еще меньше. Люди — почти ничего. Но не стоит бояться. Неведение не имеет значения. Потому что когда известен закон неизвестности, сама неизвестность отступает на второй план: если все предопределено, что страшного в том, что ты не знаешь кое-каких мелочей этой предопределенности?

Однако трудно остаться философом, коли тебе приносят такие вести!

Назр ходил из угла в конец комнаты. Шейзар стоял у дверей.

— А как ты выбрался? — спросил эмир, яростно останавливаясь.

Шейзар пожал плечами.

— Да выбрался вот... Крышу разобрал.

— Крышу разобрал?! — восхитился Назр, скалясь. — И что, никто не видел?

— Не знаю. Я старался украдкой... через задний двор ушел. Там только оруженосцы толклись.

— Оруженосцы?

— Ну да, — кивнул Шейзар. — Все военачальники с оруженосцами пришли. Им в саду накрыли...

Опустив голову, Назр снова прошагал из угла в угол.

— Значит, сейчас они поедят, — негромко проговорил он, как будто снова вдумываясь в то, что еще казалось ему невероятным. — Выпьют по три пиалы вина... Затем поднимутся... Нападут на дворец. Убьют меня... Убьют тебя, — Назр ободряюще покивал визирю. — Убьют моего сына Нуха... Убьют всякого, кого найдут!

Он остановился и закончил, разводя руками:

— Цель этого сборища — наша погибель. Вот мерзавец!.. Но зачем он у меня золотую утварь просил? — Назр возмущенно посмотрел на Балами.