Возвращение Завгара
Шрифт:
— Я, я! Он показал на меня! — послышались чьи-то радостные взвизги, но я уже не обращал на них внимание.
— Так что, товарищи, — вновь произнес я, — рад, что вы со мной. Вместе мы добьёмся, чтобы наш голос и наши желания были услышаны.
Некоторое время мужики переваривали услышанное, а затем я услышал чей-то приглушенный шёпот, — А князь дело говорит. Моя-то только и делает, что командует. Ходи туда, ложись сюда. Сегодня так, завтра так. А я может не хочу так, я может не так хочу и не тогда?
— Тс-с, — ответил ему другой, — услышит ещё, задаст тебе.
— Пётр
— Да, да, — кивнул я головой, — Хаим Иосифович, иду.
Поинтересовался на ходу, кивая на стадион, — Много там, кстати, набралось?
— О!.. — с воодушевлением протянул тот, — полный стадион, аншлаг. Билеты раскупили влёт. Цену спокойно можно было раза в два поднять, — чуть с сожалением вздохнул этот «бизнесмен», на что я хитро прищурился уже сам и добавив в голос акцента, произнес:
— Хаим Иосифович, если бы мы собирались разово срубить бабла, то я таки вас бы понял, но, мы же планируем эту корову доить долго.
Нет, ну а что. Я так прикинул, если устроить тур по городам, то низкий ценник будет собирать нам народ по полной, а значит и Рубенштейн заработает больше и у меня общественный резонанс шире будет. Деньги то мне, по факту, особо не нужны. Какое-то там обеспечение от короны капает постоянно.
— Правда? — обрадовался тот.
— Правда, — важно кивнул я, — можете уже планировать тур по городам.
— Всенепременно, — потёр тот ручки, алчно заблестев глазами, — всенепременно.
Выйдя на стадион из прохода под трибуной, я вновь помахал рукой, услышав раскатившийся в разные стороны гул, прошел к выстроенному посреди поля помосту и с ходу запрыгнув на него, выдернул из стойки микрофон, после чего огляделся.
Стадион и правда был полон. Ни единого свободного участка, даже на самом верху трибун не наблюдалось. Море голов, море разноцветных одежд. Сколько вмещают трибуны? Пять тысяч, десять? Или быть может двадцать? Я не знал, но буквально кожей чувствовал на себе тысячи пар глаз сошедшихся в этот момент на мне. Буквально искупался в этом внимании, но странным образом робость не то что не усилилась, наоборот — ушла, уступив место резкому эмоциональному подъему.
Подключилась камера стоявшая напротив помоста и я увидел своё изображение крупным планом на двух больших экранах.
Постучал костяшкой пальца по микрофону. Услышав характерный стук идущий из больших колонок, улыбнулся и поднеся микрофон к губам, произнёс, — Добрый день, друзья.
С улыбкой выслушал ответную приветственную какофонию.
— Да, да. Друзья. И буквально через пару минут мы начнём наш вечер встречи. Сразу оговорюсь, я здесь не как великий князь, я выступаю не от имени императорской фамилии. Я такой же как вы гражданин империи — Пётр Романов, и хочу рассказать о том, что меня волнует именно в таком качестве. Но для начала узнаем сколько нас здесь собралось. Ну ка, — я вытянул руку вперед, обвёл ею трибуны, — девочки. А закричите так чтобы я вас услышал!
Слитный вопль, исторгнутый тысячами женских глоток, ударил по барабанным перепонкам и потреся головой, я поковырялся пальцем в ухе, со смехом произнёс, — Оглушили так оглушили. Ну а теперь парни. Давайте, покажите сколько вас. Ну же!
Ответом мне было затяжное молчание, а затем откуда-то послышалось приглушенное — А-а! — тут же потонувшее во всеобщем хохоте.
— Нет, нет, не пойдёт, — укоризненно погрозил я пальцем. — Неужели на трибунах только один парень присутствует? Ну ка девочки, кто сидит рядом, ткните несознательных граждан в бок, пусть хоть здесь громко заявят о себе. Ну, три-четыре!
В этот раз голосов было больше и хоть там присутствовали испуганные нотки, я демонстративно похлопал и произнёс, — Подбодрим наших скромников. А я, в свою очередь, обещаю, что к концу вашего вечера скромниками они не остануться.
Два часа. Два часа я как заправский стендапер задвигал идеи свободы равенства и братства, пересыпая их шутками, анекдотами и просто смешными историями. Иногда выдавал такие крамольные, по местным меркам идеи, что трибуны накрывала шокирующая тишина. Но стоило им, как говорится, понять и принять, как народ буквально взрывался криками. Откуда только умение взялось. Я буквально чувствовал настроения толпы и мог ею управлять.
Это был успех. Абсолютный и безоговорочный успех. Я не я буду, если после такого уходящие со стадиона парни не устроят оргию с энным количеством баб. Ну ничего, даже полезно будет.
Небрежно воткнув в стойку микрофон, с помоста я спускался опустошенный как морально так и физически. Но с гордо поднятой головой. Зайдя под трибуну почти без эмоций выслушал захлёбывающегося от восторга Рубенштейна, а в ответ только нетерпеливо спросил, — Слушай, где здесь туалет?
— Туалет? — пару секунд мужчина вникал в вопрос, но затем махнул рукой, показывая направление, — Вон туда, по коридору, почти в конце налево.
Кивнув головой, я немедленно направился туда. На клапан поддавливало прилично, но не бежать же на середине выступления, поэтому пришлось терпеть. Благо моя охрана посторонних под эту трибуну не пускала и очереди можно было не бояться.
Добравшись туда, резко толкнул дверь с лаконичным символом «М», затем заскочил в ближайшую кабинку, на ходу расстегивая брюки. Замер над унитазом, медленно и блаженно выдыхая.
Вот только когда мыл руки, внезапно понял, что в туалете не один. Почти как тогда, в спальне. Не видя, не слыша, но чувствуя каким-то шестым чувством.
Развернулся, резкими махами стряхивая с ладоней капли воды, произнёс с укором в пустоту, — Ты и сюда решила залезть?! Сразу говорю, общественный туалет не то место где бы я жаждал заняться сексом.
Вот только когда открылась крайняя кабинка и из неё вышел какой-то мужик, а не Ольга, всё моё весёлое настроение тут же улетучилось. Не в последнюю очередь потому, что в руке неизвестный держал до боли знакомую модель пистолета. Точь в точь как у Арины. Повеяло лёгким дежавю. Вот только в первый раз до того чтобы мочить меня в сортире не опускались.