Возвращение. Части 1-3
Шрифт:
— Поцеловал, — ответил я, уже заранее зная, что она мне сейчас скажет.
— Так ты можешь целовать свою сестру! В щеку это не поцелуй.
— Могу поцеловать в лоб.
— Я хоть и замерзла, но еще живая!
— Люсь, — сказал я разошедшейся подруге. — Ты думаешь, мне тебя не хочется поцеловать по-настоящему? А что потом? Ведь захочется еще и еще, а с поцелуев все только начинается. А нам с тобой еще ждать столько лет! Давай обойдемся?
— Ты так не уверен в себе?
— Я уверен, но мне придется ежедневно на тебя смотреть, вспоминать вкус твоего поцелуя и все остальное, и терпеть, повторяя про себя все запреты по
— Ну один-то разочек можно?
Я тоже не железный! Сколько можно отбиваться, когда сам хочешь того же самого? Видимо, она где-то прочла, или узнала от более взрослых подруг, потому что когда наши губы соприкоснулись, она попыталась… В общем, французский поцелуй у нее не получился и пришлось помочь.
— Дети, вы там скоро? — спросила мама через дверь, заставив нас отскочить друг от друга.
— Заканчиваю дописывать, — ответил я. — Сейчас придем.
— И что будем делать? — спросил я. — По твоему виду только слепой не догадается, чем мы с тобой занимались.
— Я открою форточку и высунусь наружу.
— Я тебе открою! — пригрозил я. — Мало того, что намерзлась, еще не хватало схватить воспаление легких. Сейчас я заболтаю маму, а ты идешь в ванную комнату мыть руки. Заодно не забудь помыть холодной водой лицо. Может быть, и не догадаются.
Через пять минут мы уже пили горячий чай. Мама сидела с нами за столом, а сестра приветливо улыбнулась Люсе и ушла к себе в комнату.
— Надо было купить в городе пирожные, — сказала мама, вставая из-за стола, когда опустели чашки. — Пойдите пока в комнату, а я согрею борщ.
— Садись на кровать, — сказал я Люсе. — А я быстро просмотрю, чем вы занимались.
Мне понадобилось буквально три минуты, чтобы все просмотреть и записать, что задали на дом. Как только я закрыл последнюю тетрадь, на мои плечи легли ее ладони, лица коснулась прядь волос и, поцеловав меня в щеку, она шепнула:
— Спасибо!
Лучше бы и я ее в прошлый раз так же поцеловал. Слишком много всколыхнулось в душе, подняв наверх такой пласт воспоминаний, которому лучше было до времени лежать на дне моей памяти. Вот надо подсовывать голодному книгу о вкусной и здоровой пище? Как я говорил, так и вышло. Что-то я в последнее время стал часто делать глупости. Возвращаюсь к прежнему состоянию? И ведь всех неприятностей можно было избежать, если бы я просто сел и обдумал последствия.
— Пойдем, — вздохнул я. — Мама уже, наверное, управилась.
Мы уже заканчивали свои порции, когда пришел отец.
— У нас гостья! — радостно улыбнулся он Люсе.
— Это Люся Черзарова, — представил я подругу. — А твое имя она знает.
Мама варила такие борщи, в которые можно было ставить ложку. Мяса и сметаны в них тоже было с избытком, поэтому поев борщ, я часто уже не мог осилить второго. Сейчас мы тоже наелись первым, после чего я сказал, что пойду провожать подругу. Я помог ей одеться, оделся сам и прихватил свой портфель и мамин зонт. В портфеле лежали тетради, а зонт я старался держать так, чтобы моя спутница меньше промокла. Всю дорогу шли молча и только в подъезде, забирая свои тетради, она спросила, почему я поспешил от нее избавиться.
— Я каждый вечер должен выполнить уйму дел, — сказал я чистую правду. — Кое-что можно отложить, но очень немногое. Остальное я делаю в обязательном порядке. Не спрашивай что и почему, пока это секрет.
Я застегнул портфель и выбрался из подъезда под противный осенний дождь. Дома ко мне подкатила сестра.
— У тебя с Черзаровой серьезно?
— Тебе это так интересно? — удивился я.
— Откуда взял песню, которую ей пел?
— Подслушивала?
— Только песню, — кивнула сестра. — Потом сразу ушла, но ее рев услышать успела. Потому и спрашиваю. Такие песни наедине поют только любимым, а я в тебе любви не вижу. Так откуда песня?
— Тань, извини, но этого я тебе сказать не могу.
— Ты стал совсем другим, — задумчиво сказала сестра. — И я никак не могу понять, плохо это или хорошо.
— А что в этом может быть плохого? — с недоумением спросил я. — Я многого достиг и достигну еще большего.
— Ты жил… — она ненадолго задумалась, подбирая слово. — Беззаботно. Пожалуй, даже слишком. Таким и должно быть детство. А сейчас ты вечно озабочен и на что-то нацелен. Эти бесконечные занятия и куча секретов… Тот брат, который у меня был, исчез. Ты сильнее и умнее его, но вот лучше ли?
— Хуже, что я отлично учусь и заработал кучу денег?
— Деньги это хорошо, — кивнула она. — Но все равно, когда я вспомню, каким ты был, почему-то становится грустно. Ладно, забудь.
Забудешь тут! Сначала мама, теперь она. Беззаботности им во мне не хватает! По-моему, мне наоборот не хватает осторожности и предусмотрительности. Все время тянет выпендриваться. Точно ребенок резвиться! А теперь еще нужно ждать неприятности от издательства. Чувствую, отольется мне гонорар за ворованную книгу кучей неприятностей! И ждать все эти неприятности следует после выхода в свет сборника. По плану это февраль следующего года. Вздохнув, я пошел заполнять две тысячи пятый год. Скоро закончу третью тетрадку и нужно будет начинать следующую. Как же надоела эта писанина! Писал я всего полчаса и закончил октябрьскими беспорядками во Франции. В ноябре вспомнились только испытания "Тополя-М", а в декабре вообще ничего важного не было.
Обычно я не просыпался ночью, этой я проснулся и не сразу сообразил, что увидел. Я лежал ногами к окну, выходившему на площадку, где у нас играли в баскетбол и у забора стояли скамейки. В ночное время там горел фонарь, и сейчас в его свете неслись и кружились бесчисленные снежинки. Утром за окнами все было покрыто снегом, а термометр показал минус пять. Дома, как и в школе, давно топили, поэтому было тепло, на улице после осенней сырости было холодновато, но хорошо! У меня было теплое осеннее пальто, а до школы идти всего ничего, поэтому из зимних вещей я взял только меховую шапку и теплый шарф.
— Как хочешь, — не стала настаивать мама. — Сегодня же займусь вашими вещами. Не думала, что за одну ночь так похолодает.
Я вышел из дома за десять минут до звонка и сразу же увидел идущего к забору Сергея. Он оглянулся на звук моих шагов и остановился подождать.
— Привет, — поздоровался друг. — Как съездил, нормально?
— Вызвал удивление всей редакции, — ответил я. — Они думали, что мне на несколько лет больше. Что вчера было в школе?
— А тебе разве Люся вчера не сказала? — спросил он. — Меня послали в магазин, и я ее увидел у въезда. Мне ее, честно, стало жаль. Никогда не ожидал такого от Черзаровой.