Возвращение
Шрифт:
— Здесь, — указал на одну из комнат послушник.
— Лечь на пол, лицом вниз, — приказал Середин и ударом ноги вышиб хлипкую створку.
За ней обнаружилась крохотная комнатка с узкой постелью, тумбой и умывальником в углу. Роксалана лежала на полу: рот заклеен скотчем, руки замотаны им же. Из одежды — коротенькая полупрозрачная ночная сорочка и трусики.
— Привет… — кинув один из автоматов на тумбу, Олег вспорол косарем скотч на руках и тут же, одним рывком, сорвал его с губ.
— Да мать твоя женщина! Иголки зеленые! Что здесь творится?! Какого хрена?!
— Тихо! —
— Где я? Что происходит?
— Ты говорила, что любишь приключения? Да? Так вот радуйся. Ты их получила.
— Блин! — Она отерла языком губы. — И что теперь?
— Теперь уносим ноги. Бегом, бегом…
Вниз Олег не сунулся: там послушники наверняка добивали последних мертвецов, собирали раненых, налаживали новую оборону. А вот наверху было пусто. Ведун с девушкой поднялись на лифте в покои Аркаима. Там Середин поставил под люк журнальный столик, они выбрались на чердак, прошли по карнизу и помосту к стене, начали спускаться по лестнице. Роксалана, хотя постоянно и ругалась, но делала это шепотом и не проявила ни малейшего страха перед высотой. За одно это ведун готов был поставить ей памятник.
— Сейчас… — спрыгнул с последних ступеней Олег. — Сперва в рощу, а потом к автобусу…
Над самым ухом загрохотали автоматы, пули выбили перед стеной широкий полукруг:
— Не так быстро! — вышел из ворот замка Аркаим в своей роскошной парчовой мантии и тиаре с горным хрусталем на лбу, окруженный десятком послушников. — Я же говорил, чужеземец, ты совсем одичал. Ныне в ходу совсем другое оружие, нежели в дни нашей былой встречи. Еще один шаг и я прикажу стрелять вам по ногам.
— Ты все равно проиграл, — покачал головой Олег. — Нас снимало двадцать телекамер, сюда мчится полиция. Тебе не удастся нас спрятать.
— Ты совсем забыл, чужеземец, — засмеялся колдун, — что мы стоим на благословенной земле Швейцарии! Здешние законы не менялись с шестнадцатого века. Посему никто из кантонской стражи не имеет права войти в пределы дворянской вотчины. Сейчас этим правом почти никто из древних родов не пользуется, но я, граф Левентинский, пожалуй, никакой полиции сегодня к замку не допущу.
— Может, у вас еще и право первой ночи действует?
— Само собой, — признал чародей. — Жаль только, я не могу этим правом воспользоваться.
— Слушай, Олег, — спустилась на землю Роксалана. — А почему тут все разговаривают по-русски?
— А ты считаешь, это я должен был учить язык своих слуг? — подошел ближе Аркаим, взял ее двумя пальцами за подбородок, повернул лицо в одну сторону, в другую. — Синий и зеленый. Неудивительно, что мои ученики ошиблись. Но ты совсем забыл, чужеземец, что я знаю Урсулу в лицо. Да-а… Как мне хотелось тебя убить… Но осторожность подсказывала, что ты можешь оказаться не так прост, как прикидываешься. И вот — битте. Ты исхитрился подсунуть мне вместо рабыни неведомую девку. Это было разумно, разумно… Но я никак не ожидал, что ты за ней вернешься… Кинуть мне жертву-обманку, а потом вместо того, чтобы сбежать с деньгами, разнести из-за нее половину кантона? Твой изощренный разум
— Убери лапы, старый козел! — отбила его руку девушка.
И тут же получила звонкую оплеуху.
— Чужеземца — в кандалы, бунтарку — на крюк, — распорядился Аркаим. — И уберите останки! Журналисты — не полиция. Их не остановят никакие законы. Нужно придумать правдоподобное объяснение всему этому бедламу.
Кандалами оказались наручники, которые продели в старую цепь, вмурованную в подвальную стену. Крюк — наручниками, надетыми на вмурованный в стену крюк. Роксалана очутилась в таком положении, что большая часть ее веса приходилась на запястья, до пола она доставала только кончиками пальцев. Пояс с Олега послушники сняли, но далеко не унесли, бросили, судя по звуку, сразу за порогом. А затем выключили свет и захлопнули тяжелую дверь.
— Что происходит? — спросила в темноте Роксалана.
— Ты спрашивала про колдуна, с которым я должен сразиться. Теперь ты с ним знакома. Это он и был.
— Мне больно!
— Потерпи. Скоро руки потеряют чувствительность.
— Какая же ты сволочь! Сам с удобствами разлегся, а мне кожу режет. Ты же колдун! Сделай что-нибудь!
— У меня руки скованы. И зелья далеко. И оружие.
— Хрен знает что! Двадцать первый век! В центре Европы оказаться на цепи в средневековом замке!
— Ты же любишь приключения?
— Идиот!
— Я предупреждал, не связывайся со мной. Будет плохо.
— Значит, ты это специально подстроил?
— Вот, дура…
— Кретин! Псих слабоумный! Гомик недорезанный! Мудак подвальный!
Олег отвечать не стал, и вскоре в подвале надолго повисла тишина. Очень надолго. По ощущениям Середина, прошло не меньше десяти часов, если не сутки, прежде чем снова грохнула дверь и в подвале зажегся свет. Внутрь вошли двое молодых послушников в шелковых рубахах, следом забежали четыре дога, наконец, последним спустился сам Аркаим.
— Ну как, чужеземец, отдохнул, выспался? — довольно засмеялся колдун. — Скажи, зачем тебе понадобилась целая коробка шоколада?
— Люблю сладкое, — просипел Середин пересохшими губами. — Что? Никак, сожрал?
— Я сказал всему этому журналистскому отребью, что это была рекламная акция в пользу нашего швейцарского шоколада. Тебя там снимали с вертолета, как ты его из участка тащишь. Все спрашивали, что это за коробка. Я показал. Теперь по всем каналам крутят. Вчера по всему свету твоих мертвецов показывали, а нынче — мой шоколад.
— Ты, старый болтун, или покорми нас, раз уж в порубе держишь, или голову отруби. Чего издеваешься?
— Ишь, чего удумал, — хмыкнул Аркаим, — голову ему отрубить. Не-ет… Кто же мне тогда расскажет, куда Урсула спрятана? У какого окошка сидит, господина своего дожидаючись, где слезки проливает?
— Зачем тебе Урсула? Ведь ты больше не собираешься уничтожать наш мир!
— Нет, не собираюсь. Тут я тебя не обманывал. Но твоя невольница, наша очаровательная избранница Итшахра… Это слишком большая сила, чтобы оставлять ее в чужих руках. Она должна быть здесь, у меня!