Возвращения домой
Шрифт:
– Мне тоже очень жаль, – повторил я. И вдруг в самом деле почувствовал какое-то дурацкое и нелепое сожаление.
– Никто не обязан жить там, где ему не нравится, мистер Элиот.
Самодовольное выражение не исчезло с ее лица. Если я и почувствовал грусть, то она ее ни капельки не испытывала. Быть может, кому-нибудь расставание и кажется истинным горем, но только не миссис Бьючемп.
– Позвольте мне спросить вас, – она говорила, как всегда, тихо, быть может, чуть менее вкрадчиво, – после наших бесед, когда вы были так одиноки и я пыталась вас подбодрить, – позвольте мне спросить: вы собираетесь снова жениться?
– Я об этом не думаю.
– Это уже кое-что; не люблю совать нос не в свое дело, но ваши слова, мистер Элиот, самое мудрое, что я услышала от вас нынче вечером и за все долгие вечера. Надеюсь, вы вспомните меня, если какая-нибудь женщина вонзит в вас свои когти и поблизости не окажется отворенной двери. Никогда не верьте женским слезам, мистер Элиот. – После этого страстного призыва миссис Бьючемп оживленно добавила: – Быть может, мы все-таки поговорим о питании, мистер Элиот, потому что вы, наверное, проживете здесь еще две-три недели?
Большинство людей, думал я, когда их предупреждают заранее об увольнении, оставшиеся дни работают честно и добросовестно; часто последние две недели они бывают более старательны, чем когда-либо прежде. Но миссис Бьючемп была натурой весьма своеобразной. Она решила, что мой утренний чай – слишком обременительная для нее нагрузка, и известие о том, что я съезжаю с квартиры, ничуть не поколебало это решение. Тем же доброжелательным шепотом она сказала мне, что на Долфин-сквер я получу отличный завтрак, во всяком случае гораздо лучше того, что ей удавалось приготовить. Она взглянула на меня с хитренькой, елейной улыбкой.
– Что ж, мистер Элиот, я уверена, что вы будете жить в лучших квартирах, нежели эта. Но, хотя, наверное, не мне вам это говорить да и слышать это тоже не очень приятно, я просто не могу не упомянуть, что много воды утечет, прежде чем вы найдете квартиру, где будете чувствовать себя как дома.
34. Предложение, сделанное с умыслом
Когда я решил возобновить дружбу с Гилбертом Куком, я понимал, что делаю. Или по крайней мере мне казалось, что я понимаю. Только через него я мог связаться с Маргарет: он в курсе того, как она живет, а мне нужно это знать. Что будет потом, я не думал.
Поэтому как-то под вечер в мае я позвонил к нему на работу. Свободен ли он сегодня? Его голос звучал неприветливо. Нет, он не уверен. Да, если мы быстро пообедаем, он найдет время. Вскоре мы вместе шли по парку; бензиновый запах лондонского лета смешивался с острым благоуханием омытой дождем желтофиоли и травы. Мне припомнилось, как еще студентом бродил я по Лондону – тогда ароматы парка казались манящими, запретными я мучительными для молодого человека, еще совсем целомудренного.
Массивный по сравнению со мной, рядом шагал Гилберт; он шаркал ногами и говорил мало; только когда я о чем-нибудь спрашивал, его плотно сжатые губы под крючковатым носом начинали шевелиться. Я забыл, что он человек гордый. Он был не из тех, кого можно прогнать, а потом поманить обратно. Я забыл также, что он хитер и подозрителен.
Он не мог поверить, что вдруг понадобился мне просто так, ради него самого. Мне что-то от него нужно, понял он и, возможно, догадался даже, что именно. Нет, этого я не получу, решил он.
Но не дать мне почувствовать, что он по-прежнему держит ухо востро, было свыше его сил. Когда мы поднимались по лестнице герцога Йоркского, он вдруг спросил:
– Ну, как новая квартира?
– Ничего, – ответил я, раздосадованный тем, что он все еще способен меня удивить.
– Устраивает?
– Думаю, да.
– Все придет в норму, если старухе станет лучше или хуже. Если ей станет хуже, агенты найдут на ее место другую. Конечно, самое страшное, если она просто сляжет.
Его сведения были совершенно точны. Я поселился в одной из четырех квартир пансионата, находившихся под присмотром пожилой женщины; последние две недели она лежала с сердечным приступом.
– Квартира довольно хорошая, – сказал я, словно извиняясь.
– Этого я не знаю, – заметил Гилберт.
Подобно многим, он как-то умел изобразить особенно жалкими условия жизни других людей. Я почувствовал себя обязанным защитить свой дом.
– Во всяком случае, эта квартира лучше, прежней, – снизошел Гилберт. – Признаю, она лучше.
Он как будто заговорил о моей квартире в былом дружеском тоне, но ни словом не обмолвился не только о Маргарет, но даже ни об одном из наших общих приятелей, ни о ком, кто мог бы меня интересовать. Майский вечер, запах бензина, возбуждающий аромат; по дороге он разговорился, но это был пустой, поверхностный разговор, лишь бы избежать другого разговора.
Я наблюдал за Гилбертом в клубе, где он сидел, развалившись в кожаном кресле, как и в тот вечер, когда заявил, что откажется от Маргарет; поза у него была непринужденная, но в глазах мерцало что-то злобное, мстительное. Мне оставалось только набраться терпения. Я продолжал болтать, как бывало в те дни, когда он работал у меня. Как он живет? Что у него нового? Каковы его планы? Он охотно отвечал. Ему доставляло злорадное удовольствие разглагольствовать о своем будущем со всеми подробностями, зная, что я от этого ни на йоту не приближаюсь к цели. Но в то же время, чувствовал я, у него действительно были какие-то затруднения, и он был бы рад моему совету. Война кончилась, а он никак не мог решить, что делать дальше. Возможно, ему предложат остаться на государственной службе, но если бы он мог выбирать, то предпочел бы вернуться к Лафкину.
– Беда в том, – сказал Гилберт, – что он не захочет меня взять.
– Почему?
– А помните удар, что я нанес ему под ребро?
– Игра шла по правилам.
– У Поля Лафкина свои соображения насчет правил. Противоречить ему запрещается, – заметил он.
– Я противоречил ему не меньше вас, – возразил я, – а сейчас мы в очень добрых отношениях.
– Что от этого толку? – отозвался Гилберт. И добавил: – Старый мошенник ни за что не возьмет меня обратно. А хорошо бы, если бы взял.
– Почему вам так хочется вернуться к нему?
Он сказал что-то о деньгах, сказал, что, быть может, наконец женится. В эту минуту он говорил искренне, почти доверительно, лицо его раскраснелось в полумраке комнаты. Мне показалось, что он не случайно завел речь о женитьбе, я даже задумался, на ком он остановил свой выбор (об этом он не обмолвился ни словом).
– Я только что сказал вам, что мы с Полем Лафкином сейчас неплохо ладим. Собственно, отношения наши даже лучше, чем прежде. Хотите, я прощупаю почву насчет вас?