«Возврат
Шрифт:
Но это не было озеро – зеркало, отражающее небо: это было само небо, в котором они опрокинулись с лодкой и с Орловым.
Там все казалось лучше.
Хандриков воскликнул: «Иван Иванович, не это ли граница?» С этими словами он ткнул пальцем в бледно-бирюзовую поверхность. И палец его ушел во что-то холодное, мягкое.
«Не туда ли за границу вы уезжаете?»Орлов усмехнулся в бороду, вертя веслом: «А хоть бы и туда: вам-то что…» Но Хандриков молчал. Он был доволен и утешен. Он начинал понимать кое-что.Катались до ночи.
«Сегодня летят Персеиды… Их путь далек…
«Он протянулся далеко за Нептун… И они не боятся длины своего пути…
«Смело летят все вперед, все вперед – и снова возвращаются на прежние пути свои».То тут, то там показывались золотые, низвергающиеся точки. И гасли.Вскинули головы. Орлов говорил: «Это летят Персеиды. В бешеном полете своем не боятся пространств.
«Они летят все вперед… далеко за Нептун, в темных объятиях пространственности…
«Им чужд страх, и они все одолеют полетом… Сегодня улечу я, а завтра – вы – и не нужно бояться: мы встретимся…»
Они долго следили за пролетом Персеид. То тут, то там показывались золотые, низвергающиеся точки. И гасли.
Орлов шептал: «Милые мои, поклонитесь Нептуну».В небе тянулись белые, перистые облака, высоко сглаженные ветром.
VII
С утра Хандриков горевал. Д-р Орлов, сердечно простясь с молодой супругой, уехал за границу.
Он был в черном, дорожном пальто и в мягкой шляпе. Заботливо распоряжался, куда что класть из своих дорожных вещей, не обращая внимания на просьбы супруги предоставить ей эти хлопоты.
Наконец, семейство Орлова, чтя русский обычай, присело на кончик стульев, расставленных на террасе.
И Орлов безжалостно прервал это сидение: запечатлев поцелуй на устах горюющей жены, ловко прыгнул на деревенского извозчика. Махая шляпой, укатил за границу.
Орлов стоял у кассы и брал билет. Из подкатившего поезда вышел Ценх. Прошел мимо Орлова. Сухо раскланялись.
Орлов, держа в руке желтый билет, обернулся и насмешливо смотрел Ценху вслед. Когда же ему отдали сдачу, он нагнал Ценха и отвел его в сторону… «Вы к Хандрикову?»
И Ценх в ответ: «Я приехал исполнить свой долг – навестить страдающего».
Но доктор Орлов, нахмурив брови, вдруг стукнул палкой и горделиво выпрямился. Его бае загремел, как раскаты грома: «Опять лжете, обманчивое создание».
Поднял крючковатую палку и грозно потряс над Ценхом. Подошедший жандарм лениво заметил: «Здесь нельзя, барин, безобразничать».Но Орлов величественно подставил ему спину. Взял у носильщика багажную квитанцию.
VIII
Орлов уехал в дальние страны, и Хандриков не печалился. Он знал, что нужно без страха преодолевать пространства.
Знал,
Надвигалась осень. Лист сверкал золотом. Зори отливали лилово-багряным. На берегу озера осенний ветер крутил сухими листьями. Устраивал танцы золота.
И неслось, и неслось, крутясь, – смерч листьев. Впереди был берег. И сзади тоже.
По вечерам Хандриков отвязывал лодку. Выезжал на середину озера. Вставал туман. Осаждались росы. Все казалось таинственно-чудным. Хандриков всматривался в отражение. Ему казалось, что он висит в пространствах, окруженный небесами. Говорил, указывая на воду: «Орлов ушел туда – за границу».
Оттуда смотрел на Хандрикова похудевший ребенок с лазурными очами и тихонько смеялся над ним.
Он смеялся оттуда, насмешник, из дальних стран.
И Хандриков думал: «Вот я опрокинусь и буду там, за границей, а насмешник вынырнет сюда со своей лодкой… Вот я».
И чем больше всматривался в глубину, тем прекрасней казались опрокинутые, дальние страны.
Где-то пели: «Приди ко мне, приди ко мне». Ему казалось – это возникал старческий зов, знакомый и милый.
Говорил себе! «Орлов зовет… Опять зовет…»
Видения стали его посещать. Однажды гулял в лесу. Раздался топот копыт и дряблый голос: кто-то вычитывал: «Глава 26-я: гражданственность у папуасов».
На дорожке показались двое кентавров – оба старые, оба маститые, в черных, широкополых шляпах и таких же плащах. Они держали друг друга под руки.
На их жилетах плясали брелоки, а на широких носах блистали очки. Обмахивались хвостами и шуршали прелыми листьями. Один держал перед носом толстую книгу… Другой, увидев среди мха огненного красавца, мухомора, нагнул к нему толстое туловище.
Наливаясь кровью, сорвал мухомор и торжественно рассматривал его прищуренными глазками, предварительно поднявши на лоб очки.
Его товарищ воскликнул: «Прах Петрович, я не согласен с этим местом». Оба крупно заспорили.
Один, размахнувшись, швырнул мухомор в лоб другому, и огненный красавец разбился вдребезги о высокое чело.
Обернувшись друг к другу, они стали ржать и брыкаться, обмахиваясь хвостами.Хандриков посмеялся тогда.
IX
Орлов писал из-за границы, из дальних стран. В ярких красках он описывал блаженство тех мест и звал к себе жену.
Молодая дама в восторженных словах передавала Хандрикову содержание этих писем.
И Хандриков думал: «Да уж знаю я». Смеялся и подмигивал самому себе. Вспоминал свои озерные прогулки и полеты по воздуху между двух небес.
Все чаще и чаще хотелось ему перекувырнуться в воздухе, чтобы самому погрузиться в дальние страны, перейти за черту. Стать за границей. Вытеснить оттуда свое отражение.
Вернуться к Ивану Ивановичу.
Это желание становилось настойчивей после писем старого психиатра.