Шрифт:
Ипполит М.
Возвратная чувствительность
Не в том дело, что она, чувствительность эта, возвращается. Главное, что она бывает нарушена. Это не смертельно, как я убедился на собственном опыте. Объясню по порядку, чтобы ничего не упустить - начало истории тут слегка припудрено, но все таки. Я собственно не писатель, а так, мараю бумагу потихоньку, чтоб не скучно было жить, но рискну предположить, что разберетесь.
Где-то в конце лета я познакомился с девушкой. Она тогда была еще невинной, но смысл от этого сильно не меняется, потому что все в ней - ноги, грудь, попа и т.д. было уже б*ским до изнеможения, и не понимаю, как ее до меня никто не постарался поиметь. Не красавица, правда. Но - лето заканчивается. Отпуск тоже. Прорезается нехорошее чувство,
Мы познакомились в небольшом парке, на скамеечке, как в романе. Она читала книжку, я проходил мимо, покуривая дешевую сигарету. Меня привлекли ее ляжки, толстенькие, соблазнительные - она была в коротком белом плаще и черных чулках - очень привлекательное сочетание, на мой взгляд. Личико ее было грубоватым, но довольно симпатичным. Темные глазки, крутой разлет бровей, насупленный взгляд. Россыпь угрей на переносице меня не испугала - мне нравятся женщины со скромными дефектами кожи лица, чувствуешь себя более уверенно при съеме... да и вообще это никак делу не мешает. Мы быстро, даже стремительно познакомились - я поинтересовался, что за книгу она читает, она ответила, правда, поморщившись - это было то ли "Тайны психологии", то ли "Психология тайны", что-то в этом роде. Затем мы завели какую-то мутную беседу, полную тупых недомолвок с ее стороны, и прозрачных намеков и ухмылок с моей. Я не надеялся на что-то грандиозное, потому что по всем признакам она была туповата. Но ляжки красивые. Когда мне приспичило погладить ее коленки, то я получил отказ, который меня вовсе не удивил - большое дело, всегда так, потом все это решается тем или иным способом.
Я так и не понял, светит мне с ней, или нет, но забил стрелку не следующий день. Она не отказывалась, но опять - с какой-то неохотой, словно ее кто-то заставлял давать согласие.
Неделя прошла в идиотских прогулках по городу, во время которых я не очень продвинулся. Домой она ко мне идти отказывалась наотрез. Были в кафешке, ели мороженое. Ну, как обычно. Она рассказывала мне про всякие прочитанные книги по философии и прочей ерунде. Я послушно слушал, но все косился на ляжки. Мне уже хотелось, и я потихоньку начинал сердиться. Время поцелуев началось как-то незаметно, сначала у подъезда ее дома. У нее были холодные губы, как у снежной бабы - хотя морозы еще не начались. Целоваться она не умела. Первый раз я постарался залезть языком в ее рот, и сразу почувствовал ее искреннее удивление, когда мы столкнулись языками. Тогда же, как-бы нехотя, она уступила моим рукам и пустила меня под блузку. Я возбудился до крайности, впервые потискав ее грудь, очень крепкую, стоячую, как у гимнастки. Я бродил руками по ее спине и потел от желания - и что интересно, меня особо возбуждал ее невинно-равнодушный вид, с которым она мне "разрешала" ее потрогать.
После этого дня мы целовались и обжимались при каждой встрече. Обычно я, возбужденный до безобразия, тискал ее под пальто, залезая в самые дебри, даже умудрялся проникать в трусы и почесывать ей лобок. И ниже. Там я осторожно трогал пальцем то место, где, по моему мнению, должен был быть клитор, и пытался изображать интимную ласку, очень недолго, потому что она успевала оттернуть мою руку. Но и этого времени для меня было достаточно, чтобы понять, что девочка суха, как щепка. Как старатель, я пытался ее возбудить разными способами - хотя-бы для поддержания собственного авторитета, но бесполезно. Что я только не пробовал... не буду описывать, это было все, что уже описано в технических пособиях. Терпя очередную неудачу, я сваливал все на неудобства обстановки - подъезд, холодно, люди входят и заходят... но мое самолюбие все равно страдало.
Так продолжалось какое-то время, пока не наступил день, когда она начала говорить откровенно. В этот вечер было холодно - начало января. Уставший от трудов, я прислонился к чуть теплой батарее отопления. Она запахнула пальтецо, поправила вязаную шапочку, и сказала:
– Если тебя это грузит, то можешь сильно не стараться.
– Почему?
– грустно спросил я.
– Потому, что я фригидна, - со злостью сказала Элла.
– Не может быть, - из вежливости я попытался ее успокоить.
Она на меня даже не посмотрела.
– У меня нарушена возвратная чувствительность.
– Она вздохнула.
– По всем признакам.
– Это еще что такое?
– Ну, когда перерезаны задние корешки спинного мозга. Слишком сложно?
– Нет, - соврал я, - очень понятно.
Она вздохнула, и выдала:
– По закону Белль-Мажанди передние корешки состоят из центробежных волокон и являются двигательными проводниками, а задние - из центростремительных и проводят чувствительность. Часть чувствительных волокон переходит из заднего корешка в передний, а если перерезать задний корешок, то возвратная чувствительность нарушается.
Из всей этой галиматьи про корешки я понял только то, что у нее якобы что-то не в порядке с мозгом на спине. Ну и что, - подумал я.
– Ведь разок можно перепихнуться и без всего этого.
Она словно угадала мои мысли.
– Завтра моя мать уедет к бабушке. Хочешь прийти ко мне?
– Она смотрела в сторону, на противоположную стену.
Я очень быстро сказал:
– Хочу.
Она тяжело вздохнула.
– Ну так приходи... часов в пять.
И после паузы, тоскливым голосом:
– Когда-то же нужно решиться.
Номер ее квартиры я уже знал.
На следующий день, ровно в пять, я стучался в дверь. Элла открыла, в халатике, в черных полупрозрачных чулках, с новой прической. Угри на переносице присыпаны пудрой. Она молча мне кивнула:
– Заходи.
Я и зашел. Она провела меня в свою комнату, половину которой занимала широкая тахта.
– Вино будешь?
– Давай, - буркнул я.
Мы сели рядышком, ее теплое бедро касается моего, выпили по бокалу красного, глаза ее заблестели, а мой член встал так, как никогда еще не вставал.
– Сразу начнем?
– спросила Элла, трогая пальцами воротник халата.
– Гм, ну да, наверное, - неуверенно сказал я, и обнял ее за плечи. Она стряхнула мою руку и встала.
– У меня это в первый раз, знаешь?
Я кивнул, облизав губы. Я догадывался, что она девственница, но наверняка не знал, конечно. Она была настолько соблазнительна теперь, после нескольких месяцев бесплодных попыток. Она стояла передо мной, под тонким халатиком вырисовывалось крепкое, женственное тело, с твердыми грудями, с красивыми сильными ногами, обутыми в бархатные тапочки - я их запомнил почему-то надолго. Ее лицо мне казалось теперь очень красивым, хотя на нем постоянно присутствовало какое-то сердитое выражение. Возможно, я бы даже женился на ней в этот момент...
– Поэтому я хочу сделать все сама, - она сбросила тапочки, и начала расстегивать халат.
– И ты раздевайся.
Я немного удивился, но тоже принялся стягивать через голову свитер. Продолжая разоблачаться, я не отрывал глаз от стриптиза напротив.
Под халатом у нее оказался темно-синий лифчик и такого-же цвета трусики. Как на пляж собралась. Я пожирал ее глазами. Вот она расстегнула лифчик на спине, и груди, как два белых спелых яблока с багровыми пятаками сосков, выпрыгнули наружу - сколько дней я безутешно ласкал их, тискал, сдавливал в темном мраке подъезда, пока мой член томился, истекая слизью. Она чуть нагнулась, и принялась спускать колготки вместе трусиками. Это было невороятное зрелище, и я был потрясен, хотя мне случалось подобное видеть неоднократно. Ее тело было, возможно, слишком мускулистым для девушки, но тем не менее очень гармоничным. Широкие бедра, плоский живот без складок с выпуклым пупочком. Легкая поросль черных волос покрывала ее красивые икры и голени, это было сексуально. Мне тоже пришлось встать, чтобы освободиться от брюк, и через минуту мы стояли друг напротив друга, совершенно голые. Я сделал к ней шаг, и взял в руки грудки, которые меня дико манили. Она отпрыгнула, словно обезьянка, и сердито мотнула головой. Я, собственно, не понял, что от меня требуется.