Возвышение Нифрона
Шрифт:
Во сне Трейс видела, как зверь подкрадывается к ее отцу. Тот ласково улыбался ей, стоя спиной к чудовищу. Она попыталась закричать, чтобы он бежал, но изо рта вырвался лишь слабый, приглушенный стон. Она попыталась взмахнуть руками, чтобы указать отцу на опасность, но они казались тяжелыми, словно свинцовые гири, и отказывались двигаться. Она хотела бежать к нему, но ноги будто приросли к земле.
Зверя ничто не могло остановить.
Он мчался вниз по склону
Она проснулась в холодном поту.
Она спала, лежа на животе на пуховой перине, уткнувшись лицом в подушку. Она ненавидела спать. Сон всегда приносил с собой кошмары. Она бодрствовала столько, сколько могла, сидя на полу перед маленьким окошком, глядя на звезды и прислушиваясь к звукам, доносившимся с улицы. Во рву квакал целый хор лягушек, стрекотали сверчки. Иногда через ее крошечный мирок пролетала череда светлячков. Но рано или поздно сон одолевал ее.
Каждую ночь она видела один и тот же кошмар: она стоит на холме, смотрит на отца, который не подозревает о приближающейся опасности, и ничего не в силах сделать, чтобы спасти его. Конец всегда был одинаков: чудовище пожирало ее, но сегодня она проснулась раньше. Что-то было не так. Сегодня ночью зверь издавал какие-то скрипучие звуки. Даже во сне они показались ей странными.
И вдруг она услышала их снова, уже наяву. Звуки доносились со двора через открытое окно.
Скрип… скрип… скрип!
Наряду со скрипом она услышала чьи-то голоса, хотя люди говорили очень тихо. Она подошла к окну и выглянула наружу. Не менее дюжины человек с факелами тянули за собой фургон, чьи большие деревянные колеса надрывно скрипели при каждом обороте. Фургон походил на огромный ящик с маленьким зарешеченным окошком сбоку. В таком бродячие циркачи обычно перевозили льва. Люди были одеты в черные с красным доспехи. Она вспомнила, что когда-то уже видела такие доспехи в Дальгрене.
Среди всех особое внимание обращал на себя высокий худощавый человек с длинными черными волосами и короткой, аккуратно подстриженной бородкой.
Фургон остановился, и рыцари построились.
— Он ведь связан, да? — спросил один из них.
— А вы что, боитесь?
— Он не волшебник, — с досадой сказал высокий человек, — и не может превратить вас в лягушку. Он обладает политической силой, а не мистической.
— Ну, Луис, даже Сальдур не советовал недооценивать его. Легенды говорят о его весьма странных способностях. Он ведь наполовину бог.
— Вы слишком сильно верите церковным доктринам. Защищая веру, мы не должны опускаться до суеверия, словно безграмотные крестьяне.
— Похоже на святотатство…
— Правда не может быть святотатством до тех пор, пока она закалена пониманием того, что правильно и хорошо. Правда — могущественное и опасное оружие, сродни арбалету. Вы ведь не дадите ребенку заряженный арбалет, чтобы он им поиграл? Правду необходимо оберегать и открывать лишь тем, кто способен ее вынести, в противном случае трагедии неизбежны. Это святотатственное сокровище в сундуке — та самая правда, которую превыше всего необходимо держать в тайне. Она никогда больше не увидит дневного света. Мы похороним ее в глубоких подземельях замка. Запечатаем ее на все времена, и она станет фундаментом, на котором мы воздвигнем новую, великую империю, что затмит предыдущую и смоет грехи наших праотцов.
Модина видела, как они открыли дверцу фургона и вытащили оттуда человека. Его лицо скрывал черный капюшон, руки и лодыжки были закованы цепями, но рыцари обращались с ним так бережно, как будто он вот-вот мог развалиться на части.
Четыре рыцаря провели его через двор. Дальше она не могла видеть их из узкого окошка.
Фургон выкатили назад и закрыли за ним ворота. Еще больше часа Модина смотрела на пустой двор, пока, наконец, снова не заснула.
Ночью по ухабистой, неровной дороге, следуя за кусочком неба, открывавшегося из-за сплошной стены леса, ехала, подскакивая, карета. В тишине позвякивала упряжь, стучали копыта, скрипели колеса. Ночной воздух был насыщен запахами озерной воды и лесного зверья.
Аркадиус, магистр древней истории и теории магии в Шериданском университете, выглянул в открытое окошко и постучал тростью по крыше. Кучер остановил карету.
— Что случилось? — крикнул кучер.
— Приехали, — ответил магистр, перекидывая через плечо сумку.
— Куда?
— Я выйду здесь. — Аркадиус открыл маленькую дверцу и осторожно вышел на пустующую дорогу. — Да, здесь в самый раз. — Он прикрыл дверь и легонько похлопал карету по стенке, словно это была лошадь.
Затем магистр подошел к кучеру, восседавшему на приподнятой скамье. Шею его прикрывал высоко поднятый ворот плаща, на уши была надвинута бесформенная шляпа. Между колен он держал небольшой, заткнутый пробкой сосуд.
— Но, господин, что вы тут будете делать? Здесь же ничего нет, — настаивал кучер.
— Полноте говорить глупости, любезнейший! Как это нет? А вы? А я? — Аркадиус открыл сумку. — А этот чудесный лес и замечательная дорога, по которой мы ехали? Здесь все есть!
— Но сейчас глубокая ночь, господин.
Аркадиус запрокинул голову.
— Да вы только посмотрите на это прекрасное небо, усеянное звездами! Очень красиво, вы не находите? Вам знакомы созвездия, добрый человек?
— Нет, господин.
— Жаль. — Он отсчитал несколько монет серебром и протянул их кучеру. — Все они там, знаете ли. Войны, герои, чудовища и злодеи, прошлое и будущее, и все это еженощно открывается у нас над головами, подобно сияющей карте. — Он указал на небо. — Вот эта длинная, изящная линия из четырех ярких звезд — Персефона, и она, конечно же, всегда рядом с Новроном. Если вы проследите за вон той линией, напоминающей руку Новрона, вы увидите, что они едва касаются друг друга — влюбленные, жаждущие быть вместе.
Кучер взглянул наверх.
— По мне, так это просто россыпь пыли.
— Многим так кажется. Очень многим.
Кучер опустил голову и нахмурился.
— Вы хотите остаться здесь один? Я могу вернуться позже, если пожелаете.
— Благодарю, но в этом нет нужды.
— Как скажете. Доброй вам ночи.
Кучер тронул поводья и, развернувшись, поехал в обратную сторону. Аркадиус видел, как он дважды взглянул на небо, каждый раз качая головой. Топот лошадиных копыт становился все тише и тише, пока наконец не смешался с пронзительными звуками ночи.