Возвышение Рима. Создание Великой Империи
Шрифт:
При рассказе о деяниях известных личностей (обычно это — мужчины) особое внимание я уделяю тому, как римляне видели свое прошлое. Я собираюсь не просто изложить подробную историю, а сделать как бы портретный набросок, основанный на взглядах самих римлян. При чтении этих страниц неизбежно придется столкнуться со множеством войн, смертей и с пролитой кровью, однако я всегда стараюсь чередовать это с мирными периодами.
К счастью, до нашего времени сохранилось много частных писем оратора и политика I века до н. э. Цицерона. Эти письма открывают нам состояние ума и взгляды тех людей, которые столкнулись с крахом своего государства. Средством против пессимистических настроений того времени им служило изучение истории и предметов старины более раннего
Ученые вполне обоснованно подвергли сомнению историческую достоверность событий, описанных в литературных источниках. Древние историки с материалом в руках приложили все силы к тому, чтобы восполнить все пробелы в истории. Они стремились заполнить их тем, что казалось им наиболее вероятным. Наиболее известным из них был Тит Ливий. В своем многотомном сочинении «История от основания города» (« Ab urbe condita») он проявил талант ученого и художника. Это выдающееся произведение обладает некоторыми качествами хорошего исторического романа. Ливий — замечательный автор, однако приведенные им сведения не всегда заслуживают доверия.
В некоторых случаях исследователи того времени берут на себя слишком много. Они отвергают некоторые события, потому что те, с точки зрения их рационального мышления, просто неправдоподобны. Они считают, что их необходимо переписать правильно. Однако в истории, к сожалению, случается очень много неправдоподобного. Человеческие деяния таковы, что часто их трудно объяснить рационально.
На протяжении всего периода времени, описанного в этой книге, особенно это относится к самым ранним векам, постоянно встречаются разные несоответствия. По поводу одних случаев уже имеется общее мнение, по поводу других — продолжаются споры, зачастую очень жаркие. Во время последних иногда появляются даже слишком необычные решения. Я постоянно указываю на такие неопределенности, и если нет указания в основном тексте, то оно обязательно появится в сносках. Мне кажется, что не стоит тратить много времени на вопрос о трудностях интерпретации, поскольку он интересен в основном только специалистам, а не широкому кругу читателей.
В соответствии с особенностями различных литературных источников, я разделил книгу на три части: «Легенда» — эпоха царей, где большинство событий не имеет ничего общего с действительностью, по крайней мере описанных таким образом, «Предание» — завоевание Италии и конфликт в системе управления, где реальные и вымышленные события переплетены между собой, и «История» — республика как средиземноморская держава, где в литературных источниках предпринята попытка изложить события с высокой степенью объективности и точности.
Свое изложение я завершаю рассказом о жестокой гражданской войне, вспыхнувшей в I веке до н. э. между Суллой и Марием, и о государственной деятельности Помпея Великого на Востоке. Здесь наиболее очевидно проявилось противоречие между внешним триумфом и внутренним крахом.
С увеличением завоеваний республика фактически стала владеть обширной средиземноморской империей. В то же самое время в Риме произошел окончательный и бесповоротный крах в системе управления, и люди, которые правили миром, оказались неспособны управлять собой.
Читатели, которым интересно узнать о дальнейших событиях, могут обратиться к моим биографическим произведениям о Цицероне и Августе. В этих книгах прослеживается довольно продолжительный кровавый переход Рима от ограниченной демократии до полной автократии.
Если упоминается какой-нибудь год или век, то их следует считать до н. э., если не указано иное.
Система римских имен довольно сложная и требует объяснения. У большинства граждан мужского пола было три имени. Первым было личное имя, или преномен ( praenomen). В эпоху поздней республики во всеобщем употреблении находилось только восемнадцать имен, из которых наиболее часто встречались Авл, Гай, Гней, Деций, Квинт, Луций, Марк и Публий. Как правило, старший сын брал личное имя своего отца. Это очень неудобно, потому что необходимо было как-то отличать разные исторические личности с одинаковыми именами.
Преномен дополнялся номеном ( nomen), родовым именем, которое соответствует нашей фамилии. После него ставился когномен ( cognomen). Первоначально оно представляло собой прозвище, данное человеку за какие-то его отличительные черты (таким образом, имя «Цицерон» означает «горох», оно появилось из-за того, что видимо у кого-то из Туллиев на лице была родинка). Впоследствии это имя использовали для обозначения более многочисленной семьи или рода. Успешный военачальник получал дополнительный когномен, или агномен ( agnomen), по имени побежденного им противника или по месту сражения с ним. Так, после победы над Ганнибалом в Северной Африке Публия Корнелия Сципиона стали называть Публием Корнелием Сципионом Африканским.
Подчиненное положение женщин подтверждалось тем, что у них было только одно имя — женский вариант родового имени. Таким образом, дочь Марка Туллия Цицерона звали Туллия. Получается, что сестры должны были иметь одинаковые имена, что, скорее всего, приводило к неудобствам в кругу семьи. После брака женщины обычно сохраняли свое имя (поэтому жену Цицерона звали не Туллия, а Теренция).
Когда римский гражданин хотел написать свое полное имя, после своего номена он ставил преномены своего отца и своего рода. Таким образом, полностью Цицерона звали так: Marcus Tullius M[arci] f [ ilius] Cor[nelia tribu] — Марк Туллий сын Марка из рода Корнелия Цицерон.
Если читателю этой книги потребуется найти какое-нибудь имя по указателю, то он должен искать его по номену. Таким образом, Цицерона надо искать по имени «Туллий» на букву «Т» — Туллий Цицерон Марк. Это не всегда удобно, но именно так — правильно.
Введение
Два старых приятеля, будучи уже в зрелых годах, надеялись встретить друг друга снова. Шел 46 год до н. э., и самый плодовитый писатель того времени, Марк Теренций Варрон, отправился на свою загородную виллу, расположенную в нескольких километрах к югу от Рима. Несмотря на рассудительность и практичность, Варрона нельзя считать глубоким мыслителем, поскольку он пытался только систематизировать все доступные в то время знания. Его сосед, Марк Туллий Цицерон, был великим оратором и выступал в судах и во время политических дискуссий в сенате. Самовлюбленный, красноречивый и впечатлительный Цицерон являлся полной противоположностью невозмутимому Варрону. Эти два человека быстро подружились друг с другом, потому что у них обнаружились одинаковые интересы. Наиболее сильно у них проявилась общая страсть к изучению римской старины.
К счастью, несколько писем Цицерона к Варрону оказались неподвластными разрушительному действию времени. В одном из писем Цицерон убеждал Варрона «жужжать»: «Однако у меня появляется надежда, что твой приезд приближается. О, если б он был для меня утешением! Впрочем, меня тяготят столь многочисленные и такие тяжелые обстоятельства, что нужно быть самым большим глупцом, чтобы надеяться на какое-нибудь облегчение».
Говоря о «тяжелых обстоятельствах», Цицерон имел в виду положение римской правящей элиты во время гражданской войны. Те, кто занимал высокие должности, часто подвергались опасности быть убитыми или искалеченными. Они с тревогой задавали себе вопрос, как им следует поступать в то время, когда единственная в Древнем мире сверхдержава — Римская республика — за границей показала свое могущество, а у себя дома оказалась близка к полному разрушению?