Вперед, Команданте!
Шрифт:
– Вы оправдываете революции? Войны, насилие, смерть?
– А где я сказал про революции? Я говорю – политические изменения. В любую сторону – как влево, так и вправо. А уж что за этим следует, это частности. И при лечении в процессе могут возникать и кризис, и абсцесс, требующий вскрытия.
– Вы говорите как политик, а не как делец. Я полагал, что бизнес требует покоя и порядка.
– К вашему сведению, отче, – в Китае один и тот же иероглиф обозначает и «кризис» и «большую возможность». Но вы напрасно беспокоитесь – сейчас я на одном корабле с вами, и плыву в том же направлении. А какой мой интерес в Гватемале, о том позвольте не отвечать – коммерческая тайна!
Святой отец взглянул на дона Педро с нескрываемой враждебностью. И презрением, как показалось Эрнесто.
– Уж не те ли ящики, что грузили в Неаполе в дальний конец трюма? Будто бы сельскохозяйственные машины и части к ним.
– Понятия не имею, о чем вы, святой отец, – безмятежно ответил дон Педро, – но позвольте дать вам совет. Если вы считаете, что ваш сан может всегда защитить вас от вашего языка, то вы сильно ошибаетесь. Я-то, как послушный сын Церкви, на стороне сил добра – а вот за других не ручаюсь. Так что лучше бы вам не болтать – если верна моя догадка об упомянутых вами ящиках и их истинном владельце.
– Стервятники! – бросил отец Франциско. – Вместо милосердия и смирения, в котором так нуждается бедная страна, терзаемая революцией, вы несете туда это! Даже если вы, сын мой, не причастны к этой грязи, то все равно виновны – если догадываетесь и молчите! И я промолчу, коль мне велено, – слаб человек! Но Господь наш все видит, и рассудит, и воздаст!
И он с достоинством удалился.
– Вот дерьмо! – тихо выругался дон Педро. – Чертовы святоши, это у кого там слишком длинный язык?
– Вы солгали святому отцу? – спросил Эрнесто.
– Мой мальчик, я учил тебя логике? – усмехнулся дон Педро. – В ответ на вопрос о каких-то ящиках я ответил, что понятия не имею, о чем речь. И это абсолютная правда – я ведь не являюсь суперкарго этого судна. И не умею читать чужие мысли, а потому не знаю, что имел в виду отец Франсиско – те ящики, в которых и правда сельскохозяйственные машины? Или те, что спрятаны под ними. Манера служителей Церкви выражаться витиевато и намеками иногда работает против них. Вот если бы он прямо спросил, имею ли я отношение к тому, что не указано в нашей грузовой декларации, и перечислил бы – пятьдесят пулеметов МГ-42, четыре сотни маузеровских винтовок и еще кое-что, – а я бы ответил, что не знаю, это был бы грех перед Богом.
– А кому мы везем это оружие?
– А вот об этом, Команданте, тебе пока лучше не знать. Одно тебе обещаю – что уж точно не силам тьмы. Знать бы только, кто в том месте является силами света!
Коста-Рика – по-испански, «богатый берег». Рай на земле – лето круглый год, где лишь сухой сезон (с декабря по май) сменяется сезоном дождей (другие полгода). Вечнозеленые леса, напоминающие Эдем – где не было опасных зверей. Плодородная земля, дающая два-три урожая в год, – но хорошие участки лежат вразброс, на вулканических плато вдали от берега, а не одним большим куском. Потому здесь никогда не было латифундий, как не было и нищеты – коренное население до прихода испанцев было очень малочисленным, а ехали сюда из метрополии не столько благородные доны, искатели приключений, как простые крестьяне за лучшей долей. Также и негров сюда особенно не завозили. Вот и сложилось, что народ здесь как «малая Испания», даже метисов мало, а индейцев почти нет. Зато сильны традиции демократии: много мелких самостоятельных хозяев (причем европейцев по культуре), но нет сверхбогачей.
– Земля свободы, – сказал Рохо, – с тех пор, как шесть лет назад Хосе Фигерес сверг диктатора и милитариста Теодоро Пикаро. И распустил армию, оставил лишь полицию для охраны порядка, поскольку «мы никому не угрожаем и не собираемся ни с кем воевать».
– Пикаро был ставленником Кальдерона, вождя Национальной республиканской партии, – заметил дон Педро, – которая представляла собой странный союз католиков и коммунистов, была правящей с 1940-го по 1948-й. А сверг ее Фигерес, глава Социал-демократической партии, кофейный плантатор, но также истовый приверженец демократии и либеральных свобод, «собственность, семья, церковь, порядок». Смешно, но Кальдерон и Пикаро, считая себя «левыми» и антифашистами, – опирались на помощь Сомосы, которого Фигерес во всеуслышание сравнивал с Гитлером. Дон Анастасио в ответ обижался, бряцал оружием – а когда Фигерес победил, то едва не дошло до никарагуанского вторжения, да и сейчас отношения с этим соседом весьма прохладные, включая периодические закрытия границы и таможенные войны. Впрочем, Фигерес к прочим соседям-диктаторам относится нисколько не лучше, с охотой привечая у себя всех борцов за свободу и несостоявшихся «кандидатов на престол». Уже собрал их столько, что верно замечено, ему и армия не нужна – когда есть Карибский легион, в котором кого только нет: профессиональные революционеры, искатели приключений, политические изгнанники, авантюристы и просто наемники – никарагуанцы, доминиканцы, кубинцы, гватемальцы и даже испанские республиканцы, бежавшие из страны после победы Франко, равно как и бывшие граждане стран Еврорейха, «не принявшие коммунистический режим и опасавшиеся репрессий».
– Бумажные солдатики, – презрительно бросил Феррер, – сражаются за свободу, большей частью в столичных кабаках.
– В сорок седьмом они пытались свергнуть Трухильо, – возразил Рохо, – в сорок восьмом здесь сыграли решающую роль в победе Фигереса. В сорок девятом были готовы защищать эту страну от никарагуанцев. В том же году снова выступили против Трухильо.
– И с каким результатом? – насмешливо спросил Феррер. – В сорок седьмом на Кубе Батиста по просьбе Трухильо арестовал их транспорта, тем дело и кончилось. В сорок девятом лишь окрик из Вашингтона спас Коста-Рику от вторжения армии Сомосы. Вторая попытка против Трухильо также закончилась не начавшись – когда мексиканские власти арестовали зафрахтованные самолеты. К великой удаче для этих картонных вояк, поскольку воздушный десант на чужую территорию – это вещь очень трудная и опасная. Итого, единственно в их активе – это поддержка своего местного покровителя, который считает это воинство своей партийной армией, наподобие того, как, уж простите за сравнение, у Гитлера были Ваффен СС, а у дуче – «чернорубашечники». Вот только по реальной боеспособности этим героям в сравнении с теми – как отсюда до Луны. Впрочем, в этой части света даже нормальные армии гораздо чаще были средством не внешнего, а внутреннего употребления – так что для поддержания порядка сойдет. Ну а реальная причина, отчего нашего отважного борца за свободу никто не смеет тронуть, – это тот факт, что США нуждаются в «скамейке запасных», на случай если какая-то из их горилл-диктаторов зарвется. И судя по тому, что тогда в сорок девятом гринго выразили неудовольствие не только Сомосе, но и Фигересу и даже попросили, правда не слишком настойчиво, распустить Легион… То я бы на месте сеньора президенте не надеялся бы на слишком долгое благословение хозяина и готовил бы «запасной аэродром» где-нибудь в Европе.
От Пунтаренаса до Сан-Хосе было меньше ста километров – дорога наверх, а затем поворачивала на восток, оставляя слева гряду Центральноамериканских Кордильер. Места были очень красивые: изумрудная зелень лесов, лазурные озера и реки, хрусталь водопадов, белый песок пляжей – и эта дорога, проложенная еще испанцами. Главным богатством страны были эти леса, с древесиной редких и ценных пород, – а полезных руд и минералов тут не было вовсе.
– К счастью для Коста-Рики, – сказал дон Педро, – если бы здесь завтра нашли, например, нефть, то уже на следующий день американский посол сделал бы «предложение, от которого нельзя отказаться»: отдать все в концессию. А если бы президент оказался несговорчивым – то его преемник имел бы совсем другое мнение. Но пока что эта страна даже для «Юнайдет фрут» не слишком лакомый кусок – а по мелочи, немного плантаций бананов и кофе. Которые, однако, наш герой Фигирес, при всей своей риторике, даже и не пытается отобрать! В отличие от Арбенса…
– Если у Арбенса удастся, – заявил Рохо, – тогда и остальные станут решительнее.
– Лев стал стар, и шакалы осмелели, – произнес дон Педро, – вот только гринго куда моложе британского льва. И сильнее, и видят английский пример. Боюсь, что Арбенс очень плохо кончит – но не будем торопиться. Здесь мы задержимся на неделю или две, ну а после «будем посмотреть».
Столица, Сан-Хосе, выглядела не слишком внушительно – поскольку до 1824 года была всего лишь небольшим поселком и лишь после Великой Латиноамериканской революции (когда бывшие испанские колонии массово обрели независимость) стала столицей суверенного государства. Так что в этом городе было очень мало памятников архитектуры – хотя здесь впервые в Латинской Америке было введено электрическое освещение (в 1884 году – раньше, чем в иных европейских столицах), а в 1940-м учрежден университет. На первый взгляд, патриархальность тихой провинции – если не знать, какие политические страсти кипели здесь в клубах, барах, а иногда даже просто на улицах и площадях, благо климат позволял. Можно было, проходя мимо, увидеть спорящую толпу – и подойти, и послушать, и участие принять. К чести костариканцев, дело очень редко заканчивалось потасовкой, страсти кипели исключительно словесные. Однако же для Эрнесто было все внове – ну нельзя было даже представить в Аргентине Перона такие свободы! – и он не упускал случая присоединиться к каждому такому собранию, и слушать, и спорить, и знакомиться – назавтра встречая тех же людей на светских раутах, обедах и приемах (миссия Церкви здесь по авторитету не уступала посольству далеко не последней державы).
– Соединенные Штаты заинтересованы в демократическом развитии своих соседей! Конечно, иногда их политика кажется нам эгоистической – но взглянем правде в глаза: без американского капитала мы никак не можем решить свои экономические проблемы и обеспечить прогресс своей промышленности и торговли!
Это говорил венесуэлец Ромуло Бетакур, бывший коммунист, затем вождь своей партии «Демократическое действие». Был президентом Венесуэлы с 1941-го по 1948-й, эмигрировал после военного переворота, когда генерал Хименес, опираясь на армию, провозгласил президентом себя. Сейчас пребывал в положении изгнанника, пышущего благородной местью и строящего наполеоновские планы. Сводящиеся в основном к визитам в США и обиванию там порогов влиятельных людей – чтобы убедить их в своей полезности. А когда ему отказывали, он видел в том единственную причину: