Враг и союзник
Шрифт:
Всю неделю Борька занимался персонально с тренером, – остальные ребята немало удивлялись этому. Тем более, Романович неожиданно, в ущерб тренировкам, разрешил поездки по Аудаксу, даже с осмотром лучших виноделен. С Лёшкой Борька особо не виделся, да и не было когда – всё время занимали тренировки, а коротких перерывов хватало лишь на еду и сон.
Борька радовался и одновременно страшился этому неожиданному сближению с тренером. Работали они в основном на скорость: Борька заучивал несложный комплекс движений, повторял его раз за разом, стараясь неукоснительно следовать технике
День поединка быстро приближался, пока не обрушился на голову Борьки хмурым серым рассветом.
В его сердце надёжно залёг страх. Желание драться, возможно, насмерть, заметно поубавилось, но Борька ни за что не признался бы в этом. Не вынес бы разочарования Романовича, ни за что.
В раздевалке Борька привычно пережил обморок, но уже под присмотром Васильевича. Собака в видении не нападала, но всё также оглушительно лаяла.
Синий кружок ковра с золотым ободом выглядел сегодня особенно зловеще. Аудаксянин уже ждал его на «тринадцатке», зелёная пантера нервно било возле него хвостом, шипя на землянина.
Борька сосредоточился. Ему бросилось в глаза, что Скорп как-то непривычно бледен: глаза аудаксянина странно бегали по залу, он явно избегал встречаться с Борькой взглядом.
Но когда прозвучал свисток рефери, Скорп неожиданно поднял взгляд на противника.
Его глаза выражали решимость драться насмерть.
Борька тут же почувствовал это, но быстро отогнал страх: ему необходимо было первым начать игру. Поэтому он не пошёл по привычному кругу, а двинулся наперерез к противнику. Аудаксянин не удивился, пошёл навстречу, поднял руки, сжатые в кулаки, к самому лицу.
Борька испытал дивное сосание под ложечкой: первый удар он должен был нанести в голову. Бледное лицо Скорпа приближалось.
Они ударили одновременно: Борька – кулаком в лицо, хотя знал, что Скорп отразит удар, аудаксянин – боковым ногой.
Предплечье свело судорогой от боли, но Борька, сцепив зубы, нанёс целую серию ударов противнику в лицо: один за одним. Скорп растерялся, отскочил, но в глазах – всё та же мрачная решимость.
Пошли по кругу – отдыхали. Для Борьки всё шло по плану: сейчас он проведёт следующую серию – чередование ударов руками и ногами, – возможно, замысел удастся и собьёт «предвидящего» противника с толку.
Сделав глубокий вдох, Борька вновь двинулся к Скорпу: хитрость почти удалась, аудаксянин вновь отскочил первый, явно разозлённый. Зато с его кошкой произошла удивительная перемена – зелёная багира вдруг заскулила и, прижав уши, попятилась назад.
Рывок – Скорп бросился на него первым: нанёс удар по затылку сверху – раз, ещё один, и ещё, – Борька отбил, возмущённый запретным приёмом. Быстро отскочил, оглядываясь на рефери – но тот молчал, делая вид, что не заметил нарушения. Вид у судьи тоже был довольно-таки бледный.
И тогда Борьке стало страшно – руки онемели, а ноги будто налились свинцом – он не мог сдвинуться с места, будто парализованный.
Зелёная кошка опять зашипела, выгибая спину, и неожиданно двинулась на него, а с ней рядом и Скорп – бледный, угрюмый, страшный.
Внезапно аудаксянин остановился, будто споткнулся, и Борька увидел, как распахнулись от ужаса его глаза.
Скосив взгляд, Борька почувствовал, как волосы на голове встают дыбом: рядом с ним, приготовившись к прыжку, сидела на задних лапах знакомая псина – зелёная, с чёрным светящимся ободом. Миг – и она бросилась на своего «зелёного» противника, тут же подмяв кошку под себя: пантера заверещала совсем по-человечески и вдруг завыла так дико и ужасно, что у Борьки подкосились ноги – он сел на пол и схватился за сердце, которое, казалось, сейчас выпрыгнет из груди.
Скорп уже стоял на коленях, с выпученными от ужаса глазами: выглядело так, будто его сейчас вырвет.
А битва зелёных тварей продолжалась: жуткое утробное ворчание перемежалось с пронзительным кошачьим воем, – казалось, от этих звуков можно сойти с ума…
Медленно проваливаясь в темноту, Борька ещё видел мутнеющим взором, как исчез изоляционный купол, как встревожено зашумели зрители, как бежала к нему чёрная фигура Романовича… Сердце вдруг бешено зачастило, конвульсивно ухнуло и остановилось.
Очень знакомая комната.
Белый потолок, голубые шторки на круглых окнах – лазарет.
Борька пошевелился, повернул голову и увидел зелёную собаку – она спала возле его кровати, свернувшись калачиком, – чёрное свечение едва угадывалось.
– Боже, – простонал Борька и крепко зажмурил глаза. Осторожно открыл их – псина не исчезла: наоборот, очень натурально всхрапнула во сне.
Дверь неожиданно отворилась и в комнату вошла целая делегация: Романович, Васильевич и какой-то высокий незнакомый мужчина в военной форме, а за ним сразу три медсестры – очень серьёзные женщины со строгими нахмуренными лицами.
– Как дела? – привычным заботливым тоном спросил Васильевич.
– Она не исчезла, – угрюмо ответил Борька. – Сидит рядом и спит… Моя мыслеформа.
– Занятно, – в глазах Васильевича промелькнул неподдельный интерес. Он присел на край кровати, разложил нехитрый медицинский инструмент. Измерил Борьке давление, послушал сердце, проверил пульс.
Остальные с вежливым интересом молча наблюдали за его действиями.
– Показатели удовлетворительные, – наконец, сообщил он. – Можно готовить к операции.
– К операции? – испугался Борька.
– Не переживай, особо не стоит, – тут же успокоил его Васильевич. – Понимаешь, пока ты находился в двухнедельной коме, мы обследовали тебя при помощи высокочувствительного оборудования, очень занятного, надо сказать, оборудования… – Васильевич мечтательно улыбнулся. – И, думаю, разгадали причину твоих видений: у тебя обнаружился природный разрыв в «рубашке» – скорей всего, ещё в детстве, под влиянием сильнейшего потрясения. А здесь, на Аудаксе, твоя чувствительность обострилась – ты смог разглядеть чужие мыслеформы, а после, насколько я понимаю, увидел и свою собственную… Кстати, это зверь? Или птица?