Враг рода человеческого
Шрифт:
Бреннер растерялся. Эта девчонка раздражала его, потому что ее поведение и реакции были не такими уж предсказуемыми, как он это себе до сих пор представлял, — особенно для человека, который всю свою сознательную жизнь занимался статистическими отчетами, цифрами, расчетами прогнозов на будущее и попытками избежать в делах ненужного риска. Но одновременно Бреннер ощущал в своей душе смешанное, совершенно абсурдное чувство жалости к Астрид и ответственности за ее жизнь. Ведь он — вольно или невольно — был виноват в том, что она попала в столь трудное положение.
Никто не заставлял его останавливаться и брать пассажирку тем более что у него полупустой бензобак и он об этом отлично знал. Хотя, конечно, никто не заставлял девушку садиться именно в его машину. — И все же, все же… Если бы не он сам, Астрид не попала бы в столь затруднительное положение и не находилась бы сейчас здесь, посреди заснеженного леса.
Но кроме того, Бреннер явственно ощущал, что с девушкой что-то происходит. У нее какие-то проблемы, причем серьезные проблемы. Ее ершистость и агрессивность были не чем иным, как защитной реакцией, стеной, которую она сама воздвигла между собой и остальным миром.
Молча пробираясь по лесу, который становился все более дремучим, Бреннер бросал украдкой взгляды на Астрид, стараясь получше рассмотреть ее лицо, но так, чтобы она этого не заметила. Только теперь он понял, как сильно она замерзла — наверное, намного сильнее, чем даже он сам. Астрид так съежилась, как будто пыталась идти с затаенным дыханием, стараясь не терять остатки тепла. Она все чаще перекидывала рюкзак с одного плеча на другое. Еще раньше, когда она только садилась в машину, Бреннер заметил, что у нее очень бледное лицо, сейчас оно приобрело неопределенный болезненный серо-желтый оттенок. Время от времени ее губы кривились, как будто она разговаривала сама с собой или морщилась от боли.
Бреннер поостерегся задавать ей прямой вопрос о том, что с ней такое. Она все равно отделается каким-нибудь язвительным ответом или просто промолчит. Однако мысленно он попросил у нее прощения за то неприятное, что успел наговорить ей и — главное — подумать о ней. Хотя, конечно, он раскаивался далеко не во всем.
— Здесь что-то не так, — произнес испуганно Стайпер и прижал левой рукой шлем к уху — там, где был вмонтирован наушник радиосвязи. На секунду, пока он слушал, его лицо окаменело и утратило всякое выражение, как это бывает в минуты глубокой сосредоточенности. Затем он опустил руку и громко выразительно произнес: — Вот дерьмо!
— Что случилось? — спросил Маккормак и машинально потянулся к кабелю связи, который так и не подключил еще к наушникам своего шлема, нарушив тем самым инструкцию. Но капитан искренне полагал, что во время столь заурядного полета ему это не понадобится.
— По всей видимости, они сами этого точно не знают, — ответил Стайпер прежде, чем Маккормак успел подключиться к радиосвязи. — Похоже, однако, что на базу Коннор кто-то совершил нападение.
Маккормак изумленно уставился на пилота. Он не успел задать следующий вопрос, поскольку Стайпер внезапно увеличил скорость, и Маккормака вдавило в кресло. Вертолет, словно стальная стрела, на предельной скорости мчался на восток.
В одном Астрид оказалась права — под пологом леса было действительно теплее, чем на открытом пространстве дороги. Причем существенно теплее. Конечно, температура воздуха и здесь была ниже нуля, но зато не дул ледяной пронизывающий ветер, пробиравший Бреннера до костей и забиравший все тепло, которое успевал произвести его организм в процессе ходьбы. Кроме того, привыкнув к лесной почве, Бреннер заметил, к своему полному удивлению, что ему стало намного легче идти. Он сделал открытие, которое часто делают люди, обитающие в каменных джунглях городов и садящиеся за руль автомобиля каждый раз, когда им надо преодолеть более ста метров, — оказывается, по земле ходить легче, чем по асфальтовому покрытию.
Дойдя до первого поворота, они и не подумали возвращаться назад. Что, впрочем, было вполне естественно. Бреннер при этом просто промолчал, а Астрид, не замедляя шаг, пошла дальше. Бреннер решил смириться с неизбежным и покорно последовал за девушкой. У него отпала всякая охота спорить и ссориться с ней. Странная усталость охватила его — все его тело от холода как будто налилось свинцом, парализовав волю и способность мыслить, ему было сейчас не до бесполезных словесных поединков с шестнадцатилетней девчонкой. Зачем все это?
Тропа сделала еще один поворот, на этот раз почти под утлом в девяносто градусов — и Бреннер замер от неожиданности, чуть не врезавшись лбом в кованые железные ворота, перегораживающие путь. Он стоял всего лишь в десяти сантиметрах от ржавых прутьев высокой ограды. От изумления Бреннер несколько секунд не мог сообразить, что именно находится перед ним.
— Ну? — произнесла Астрид у него за спиной, даже не пытаясь скрыть свое торжество. — Ты все еще продолжаешь думать, что эта дорога ведет к штабелю дров?
Бреннер давно уже так не думал, однако не хотел в этом признаваться. Кроме того, он считал, что Астрид рано торжествует. Чем дольше он вглядывался в ограду и в то, что находилось за нею, тем увереннее становился в своей правоте. Им не следовало сворачивать на эту дорогу.
Перед ними были тяжелые, очень массивные ворота старой — или, даже скорее, древней — ограды. Но, несмотря на свою древность, она была очень прочной Не имея ключа, нечего было и думать проникнуть за ворота. Влево и вправо от них тянулась решетчатая двухметровая ограда с заостренными вверху прутьями, теряясь в глубине леса. Участки решетки перемежались массивными каменными столбами.
— Ну что же ты, — нетерпеливо промолвила Астрид. — Открывай ворота.
Бреннер заколебался. Внезапно его охватили дурные предчувствия…
— Знаешь, мне кажется, нам лучше убраться отсюда, — пробормотал он.
— Ты что, с ума сошел? — Астрид с изумлением взглянула на него. — Здесь живут люди, это же сразу видно. Или ты хочешь продолжить прогулку по лесу?
Нет, Бреннер этого не хотел. Теперь он и сам видел, что они действительно набрели на место, где жили люди. Возможно, здесь был замок или большой усадебный дом, спрятанный в чаще леса. И все же Бреннер колебался. Его профессия развила в нем шестое чувство, безошибочно подсказывавшее ему, стоит ли пренебрегать надписью на табличке “ВХОД ВОСПРЕЩЕН”.