Враг рода человеческого

Хольбайн Вольфганг

— Может быть, — отозвалась Астрид, — но тогда у меня возникает законный вопрос, почему именно я постоянно сталкиваюсь с ними.

Бреннер не стал переходить в атаку. В голосе девушки скорее звучало упрямство, чем настоящий гнев. Однако Бреннер не захотел воспользоваться удобным моментом для того, чтобы разрушить стену, отделявшую Астрид от остального мира. Он некоторое время все так же хмуро разглядывал ее, а затем отвернулся и снова отошел к окну, решив не связываться с девчонкой. Зачем? Ведь через полчаса придет Себастьян и отвезет их на ближайшую автозаправку, а еще через час Бреннер доставит девчонку на какой-нибудь вокзал или бросит ее у мотеля, где она сможет поймать другую машину, чтобы начать портить нервы другому водителю. Если, конечно, Астрид захочет продолжить с ним путь до ближайшего вокзала или мотеля, а не отправится своей дорогой прямо из деревушки. Да, спорить сейчас с Астрид Бреннеру не было никакого резона. У него и без того много забот, и ему вовсе не хочется вникать во мнимые или настоящие проблемы шестнадцатилетней девчонки.

Бреннер так жадно курил, делая глубокие затяжки, что у него на минуту закружилась голова, — приятное чувство, которым он всегда наслаждался, не будучи заядлым курильщиком. Бреннер услышал шорох за спиной и понял, что Астрид подошла к нему, но преодолел искушение обернуться и взглянуть на нее, продолжая все так же упорно глядеть в окно.

И без того еле брезжущий свет пасмурного дня начал меркнуть, тучи, обложившие небо, налились свинцовой тяжестью. Вероятно, скоро должен был опять пойти снег. А ведь сегодня уже двадцать четвертое марта. “Вот тебе и парниковый эффект”, — насмешливо думал Бреннер.

— Все дело в моих родителях, — внезапно сказала Астрид. — Я не могла найти с ними общего языка, понимаешь? У нас не было большого скандала или чего-нибудь в этом духе. Просто однажды утром, когда было еще темно, я проснулась в своей комнате, услышала, как мать возится на кухне, и подумала, что, сколько себя помню, она делает это каждое утро. Каждое утро, понимаешь? Она всегда встает на час раньше нас, готовит завтрак и все остальное, чтобы мы с отцом могли, поев, отправиться по своим делам. И тогда я подумала… я подумала, что могу кончить подобным же образом. То есть я тоже буду каждое утро вставать раньше всех в доме и возиться на кухне в халате и с бигуди в волосах. И внезапно я почувствовала, что схожу с ума. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Бреннер повернулся к ней почти против собственной воли. Понимает ли он, о чем она говорит? Он чуть не рассмеялся, однако взял себя в руки и спокойно сказал:

— Да, понимаю, или во всяком случае, мне так кажется.

— Вот и все, — тихо промолвила Астрид. Теперь она говорила еле слышно. В ее голосе не слышалось горечи, он звучал невыразительно, и это было самое страшное: — Через две недели я ушла из дому, оставив им записку, в которой просила не беспокоиться. Мой отец убивается на работе из-за своего дерьмового дома с гаражом, а мать три раза в неделю ходит убирать в дом к чужим людям и стирает подштанники каких-то засранцев, делая вид, что ей это не составляет особого труда. Все, что они могут себе позволить, это отдых в Ибице раз в году.

— Это не так уж плохо, некоторые и этого не имеют, — заметил Бреннер.

— Но жизнь не может состоять только из работы!

— Однако именно так и обстоит дело, — ответил Бреннер. Слова девушки навели его на грустные мысли, но она этого не могла понять. Бреннер в юности думал точно так же, как и она, и хорошо помнил, что однажды изложил подобные мысли своему приятелю, причем почти дословно в тех же выражениях, что и Астрид. Правда, он не пришел в результате к тем же выводам, к каким пришла Астрид. Возможно, он был в юности более разумным, чем она. Или более трусливым. Впрочем, есть ли между этими понятиями хоть какая-нибудь разница?

— А ты пыталась поговорить обо всем этом со своими родителями? — спросил он.

Астрид кивнула и жадно затянулась.

— Они даже не поняли, о чем идет речь. Отец сунул мне пятнадцать марок и сказал, чтобы я купила что-нибудь себе.

— И после этого ты ушла из дому, — заключил Бреннер.

Девушка не ответила.

— Ну и как? Теперь тебе лучше?

— Само собой, — ответила Астрид. — А ты разве не видишь?

В ее голосе звучала ирония.

— В таком случае, возвращайся домой, — сказал Бреннер. — Заканчивай учебу в школе и…

— …и иди учиться дальше или приобретай разумную профессию? — перебила его Астрид. — Кончай ты со всем этим дерьмом. Я этого больше просто не могу слышать.

— Могу предположить, что тебе уже не раз давали подобные советы, — сказал Бреннер. — А ты знаешь, все дело в том, что люди, советовавшие тебе, были правы.

— Пошел ты, знаешь куда? — огрызнулась Астрид и, резко отвернувшись от него, уставилась в пол. Бреннер видел, что она с трудом пытается взять себя в руки. Он не сказал ей ничего нового. По всей видимости, Астрид бродяжничала уже несколько недель и, должно быть, давно поняла, что ее бегство из дому ни к чему хорошему не приведет. Нельзя убежать от того, что подстерегает тебя повсюду.

— Я хочу предложить тебе одну вещь, — тихо и мягко сказал Бреннер, так мягко, как только мог. Астрид насторожилась, а затем с видимой неохотой и внутренним сопротивлением подняла голову и взглянула на него.

— Ты дашь мне телефон твоих родителей… — Бреннер предостерегающе поднял руку, не давая ей возможности возразить. — И я завтра позвоню им и скажу, что у тебя все в порядке. Только это и больше ничего. Я обещаю тебе, что не назову им своего имени, а также не скажу о том, где встретился с тобой. Я сообщу им только, что с тобой все в порядке и что им не о чем волноваться. Что ты на это скажешь?

Астрид колебалась. Возможно, ее изумило это неожиданное предложение. Бреннер сам был удивлен своим поступком.

— Кто ты, собственно, такой? — спросила она. — Добрый самаритянин в свободное от работы время? От них меня уже тошнит! Тошнит, понимаешь?

— Я всего лишь хотел оказать тебе небольшую услугу, — заявил Бреннер. — Тебе это ничего не будет стоить, а мне даст приятное чувство, что я помог людям.

— Но откуда я знаю, могу ли я тебе доверять? — спросила Астрид.

— Конечно, ты не можешь быть до конца во мне уверена, — спокойно сказал он. — Однако если бы я намеревался тебя заложить, я бы начал не с этого. Я бы поступил по-другому. Зачем мне предавать тебя и рассказывать твоим родителям о том, где я тебя встретил? Ведь ты к тому времени будешь уже далеко. А, с другой стороны, что мне мешает переговорить с нашим благодетелем и попросить его вызвать сюда полицию вместо службы Всеобщего германского автоклуба?

Его откровенность, по-видимому, убедила Астрид.

— Но ты позвонишь им завтра? — спросила она, чтобы еще раз удостовериться в честности его намерений. — Не раньше?

— Не раньше, — подтвердил он. — Честное слово.

Астрид колебалась еще несколько секунд, пристально глядя на Бреннера, а затем подошла к стулу, на котором стоял ее рюкзак, раскрыла его и начала в нем копаться. Через несколько мгновений она достала оттуда шариковую ручку и потрепанную книгу в мягком переплете. Аккуратно оторвав краешек одной из страниц, она нацарапала на нем номер своего домашнего телефона и протянула записочку величиной с почтовую марку Бреннеру. Бреннер бросил на нее беглый взгляд, чтобы убедиться, что номер написан четко и понятно. Почерк Астрид был довольно разборчивым. Бреннер почти бессознательно отметил про себя, что это был кельнский номер, судя по первым цифрам Значит, девчонка не так уж далеко зашла