Враг
Шрифт:
Беззубый молодец хихикнул и, пока другие шарили по переметным сумам, которые вез брат Анатолий, подробно объяснил загрустившему монаху всю технологию перекрашивания животного. Посоветовавшись, бандиты оставили монаху его одежду и сандалии, мешок с сухарями и несколько палок копченой колбасы, маленький двойной мех для воды и — только после долгих и суровых упреков — кварцево-галогенный фонарь. Они послушали, как брат Анатолий, воздев руки, обратился к Небу с мольбой объяснить неразумным, что идет он в Ночные Горы, что места там дикие, влажность высокая и никаким другим способом огонька не добудешь, а без света в тех горах сразу попадешь в лапы какого-нибудь рыскающего хищного зверя, — и с неохотой
После встречи с бандитами три дня монах пробирался по густому, осыпанному мелким дождиком лесу, росшему вдоль берега бурной речушки. Так он двигался берегом вверх по течению. Необычно крупная неповоротливая первобытная антилопа с саблевидными рогами как-то вышла ему навстречу. Они долго стояли на противоположных берегах, удивленно глядя друг на друга. С подъемом чаща посветлела, потом сменилась вековым сосновым бором, где вперемежку с соснами на тенистых местах росли красивые ели. Наконец сосновый бор окончательно поредел, и взгляду монаха открылся пологий склон, поросший вереском. Мшистые, потрескавшиеся глыбы торчали из сизого кустарникового ковра. Вдали, за скалистым гребнем, паслось стадо горных козлов с рогами словно турецкие ятаганы. Впереди за камнями мелькнула маленькая серна, с любопытством взглянула на человека в рясе и умчалась прочь. Монах, умилившись, направился в ту же сторону и неожиданно для себя набрел на протоптанную звериную тропу.
Как тут не возблагодарить Господа!
Идти стало легче; когда же в прогале между огромными глыбами показалась Черная Скала, он совсем приободрился. Это был приметный знак, особенно на фоне поросших горными елями округлых вершин. Если дело и дальше пойдет таким образом, то он, чего доброго, сумеет сдержать обещание, данное им четыре месяца назад сестре Амери. Он повстречался с ней в лагере беженцев, устроенном возле Надвратного Замка. Там брат Анатолий и поклялся исполнить доверенное ему этой суровой, с несгибаемой волей сестрой поручение.
Однако теперь, заблудившись в тумане, в преддверии ночи, странствующий монах совсем упал духом.
«Боже! — мысленно воскликнул он. — Неужели я был заносчив, строптив? Неужели мне, старому ослу, никогда не удастся отыскать Элизабет? Неужели мне отказано в Твоих милостях, и я никогда не найду ту жалкую лачугу, а если найду, то какой-нибудь свихнувшийся тану пошлет меня куда подальше да еще в ухо добавит!»
В отчаянии монах присел на плоский камень, доел остатки пищи. От голода и усталости кружилась голова. Сколько раз он спотыкался, падал, скатывался с осыпей. Вот и лодыжка, которую он подвернул в полдень, когда все вокруг плотно заволокло туманом, распухла так, что ремешок сандалии впился в ногу.
Если бы не этот проклятый туман! В каком направлении, куда теперь идти?
Брат Анатолий включил фонарь, и золотой лучик уперся в сумеречную мглу. Он отчаянно взмолился: «Архангел Рафаил, взываю к тебе, покровителю всех путешествующих, отправившихся в дорогу, заблудившихся в пути! Помоги мне, яви доброе предзнаменование, а лучше всего выведи к тем приметам, по которым я мог бы скорехонько отыскать эту хижину».
Вдохновленный молитвой, странник двинулся вперед, и всего через несколько сотен шагов перед ним открылись три похожие на скирды скалы, светлеющие на фоне аспидных гор, а еще через несколько минут он набрел на кучу старого навоза, оставленного халиком. Теперь не оставалось сомнений — по тропе ходили люди, и, поскольку места здесь пустынные, незаселенные, значит, она выведет его к цели. Брат Анатолий возблагодарил Господа за найденные приметы. И было за что! Лодыжка сильно ныла, он ничего не видел, замерз, проголодался так, что готов был съесть собственные сандалии. Но все это ничего не значило по сравнению с тем, что он все-таки оказался на верном пути.
Брат Анатолий подвесил фонарь на пояс, покрепче сжал посох и бодро зашагал вверх по тропе. Вот и развилка. Теперь куда? Давай-ка вправо, здесь она вроде утоптанней и шире. Маслянисто-желтый конус света запрыгал перед ним, блеснул под ногами мокрый гравий, потом плиты черного гнейса, скользкие, мокрые, затем… ничего!
— Мать честная! — воскликнул монах.
Он качнулся, невольно взмахнул посохом и ударил им о землю. Конец палки попал в трещину и застрял в ней намертво. Брат Анатолий обеими руками вцепился в него. Еще шаг, и он полетел бы в пропасть.
Пытаясь унять дрожь, монах присел на плиты, успокоил сердце. Вот она, Божья воля! Не верни ему бандиты фонарь, не подари атаман посох, где бы он был? Лежал бы на дне пропасти или бился о камни в стремительном горном потоке? Так-то вот. Острые, режущие края сланцевых плит сквозь рясу впивались в тело, но он даже не чувствовал боли. Склонив голову, сложив на груди руки, монах пробормотал на родном языке: «Славься…» Где-то внизу ревела река, поднялся сильный ветер. Он поднял голову. Полная луна — совсем рядом, можно рукой достать — выплыла из-за горы. Засверкали золотом поредевшие клочья тумана, обозначился зев пропасти. Брат Анатолий содрогнулся при виде отвесных, облитых лунным светом скал. Позади лежала густая черная тень, лишь поверху вырисовывалась отсвечивающая бледным золотом острая вершина. Черная Скала. Значит, хижина близко. Он встал, отцепил фонарь, поднял его повыше. Если в хижине кто-то есть, то они смогут увидеть его. Может, даже окликнут. Если нет, то он сам подаст голос.
Брат Анатолий вышел на открытое пространство.
— Добрый вечер, — громко произнес он. — Я — Анатолий Северинович Горчаков из ордена братьев-францисканцев. Прибыл сюда с важным посланием. Можно подняться к вам?
Он немного подождал — вокруг царила тишина, только ветер посвистывал над головой. Или то не ветер, а метапсихические волны, ощупывающие его? А может, кто-то — нелюдь? — с олимпийским спокойствием присматривается к нему и выбирает момент, чтобы одним движением мысли смахнуть в пропасть, как надоедливого комара?
Никого здесь нет, обреченно подумал монах. Никого, кроме тебя, старого глупого чудака.
Он прижал к груди посох и фонарь и долго, раскачиваясь из стороны в сторону, стоял на тропинке. Вдруг что-то странное померещилось ему — вроде бы алый огонек? Вон там, повыше… Вот и беленький сверкнул за ним, потом снова алый и опять белый. Что-то вроде пунктирной линии обозначило путь. Монах открыл рот от изумления. Еще больше светляков появилось в тени отвесной скалы — ох, разыгрались! Скачут, мельтешат зигзагами, прыгают, словно на американской горке, змейками взбираются к вершине скалы. Чудеса! А это что-то новенькое, вон там, в отдалении, напоминающее корзину с раскаленными угольями. А если приглядеться? Он затаил дыхание — в той стороне ясно очертились контуры небольшого Домика, похожего на швейцарское шале.
Брат Анатолий выключил фонарь. Последние клочья летнего тумана растаяли в ночи, и горную страну, насколько хватало глаз, залил ровный золотистый лунный свет. Прошло несколько мгновений, и снова откуда ни возьмись поплыл густой туман, скрывая даль и укутывая только что мелькнувший домик. Погасли огоньки, лишь метрах в десяти по-прежнему тускло горело, словно бакен на реке, багровое пятно, как бы указывая направление от развилки. Он двинулся в ту сторону и еще не добрался до места, как красный светлячок погас, а следом, чуть подальше, вспыхнул белый.