Враги до гроба
Шрифт:
А мы? До сих пор сидим по лесам. Потому как разбойники. Потому как плата за наши головы назначена. По двадцать крон. И за Адальстейна – сто, потому как сын тана. Благородный. По роже-то оно не шибко видно, но кто ж на рожу его небритую смотреть будет – чай, не девка... Конечно, поди нас узнай, но коли узнают да схватят – повесят сразу. Адальстейна, если повезет, обезглавят, благородный потому
Что тут делать, как жить? Подкопить деньжат да уйти куда подальше – хоть к гэлам в Арденны, хоть через Лабу к венедам или вовсе в Старый Альмейн – искать не будут. Поставить жилье, семью завести да послать все эти благородные воинские забавы к песьей бабушке – все ребята с мозгами так и сделали еще зимой. Мы четверо только и остались, самые упертые.
Дураки, одним словом.
– Я ведь на что рассчитывал, – в который уже раз объясняет нам Адальстейн. – Думал, тут Магнус все как в Лоррейне устроит. Родичи там у нас, все до точки вызнали. Семь лет назад это было, Магнус только-только Альмейн под себя взял, с венедами толком не разобрался, а уже нацелился на Рейнланд. Ивин Лоррейнский заключил с франками союз против Рейна, а после – ударил Магнусу в спину. Следующей же весной войска Единого Альмейна разгромили лоррейнскую армию, из каждого знатного рода взяли заложников, урожай годовой отобрали и сказали, что армия-то Магнуса голодать не будет, а вот за остальных никто не ручается. Зимой в Лоррейне от голода почти треть народу повымерла. Только и спасались, что шли на службу к наместнику, Магнус регента назначил, пока Лотар, сын Ивина, в возраст не войдет. Найдись кому повести за собой людей – этой же зимой запросто можно было сбросить власть Магнуса. Если б он тут то же самое проделал – один я мог бы пол-Фризии поднять! Но он поумнел, карл поганый...
Адальстейн нарочно произносит имя Магнуса как оскорбление, причисляя короля франков к низшим слоям. Имя его, Carl, значит солдафон, деревенщина, однако делами своими он давно заслужил прозвище Magnus – Великий. Даже враги это признавали.
– Знаешь, мне это не нравится, – говорит Варг.
– Третий раз за месяц, – киваю я. – Думаешь, Прыщ, хуже будет?
– Уверен. Скоро нас перестанет узнавать. Я уже видел, как он за Магнуса принял какой-то трухлявый пень и рубил его на части.
– Адальстейн мне жизнь спас, – вздыхаю я.
– Мне тоже, Гусь. Но немного она сейчас стоит. И тоже благодаря ему. Так что хочешь не хочешь, а придется выбирать. И скоро.
– А Хорди?
– Никогда не согласится. Мозгов у него сроду не было.
– Значит, и его тоже.
– Так честнее будет. Жаль обоих, хоть плачь, только жить самим хочется.
Хочется, соглашаюсь я.
Враги. Хальден, осень 794 года от Р.Х.
Двенадцать лет назад я возвращался домой, не зная, что найду и зачем возвращаюсь. В кошеле окровавленное серебро, в сердце кошмары. Серебро разошлось быстро, кошмары держались дольше. Спасибо Марте, помогла справиться, забыться... нет, помнить-то я и сейчас помню, но с этим можно жить.
Варгу хуже пришлось. Никак успокоиться не мог. Ушел в море, через два года только вернулся. Еще и жену с собой привез откуда-то с востока. Мы с Мартой как раз свадьбу справили, а тут и он припожаловал, вражина. Богатства в походах не нажил, и то хлеб – нечем было похвастать. А дальше жили, как люди живут. Хозяйство потихоньку поднимаем, детей растим.
Старший мой, Адальстейн, почти сразу чего-то не поделил с сыном Варга, Хорди. Однолетки, по десять обоим, живут через двор, неслухи оба каких свет не видел – в общем, не различишь. Только вечно у них разлад да драка. Ну, я-то не просто Гусь, я птиц ученый, сразу понял, в чем загвоздка, а Марта не может. На Варга уж думала, что он сына подстрекает, только как увидела, что Адальстейн к «дяде Варгу» в кузню через день бегает, и тот охотно мальца наставляет, как своего – плюнула и отступилась. Прыщ усмехнулся, как я рассказал: его-то Скади тоже не в толк не могла взять, в чем дело, почему «дядя Хайнц» у ее ненаглядного Хорди – второй после отца, а с сыном его – постоянные драки.
Никто не знал. И сейчас не знает.
Эту тайну мы в могилу унесем.
Потому что враги – это до гроба.