Врагов выбирай сам
Шрифт:
Было бы неплохо, если б оборотни и вправду смогли договориться с людьми. Неплохо, но маловероятно. Люди, они потому и люди до сих пор, что никого к себе близко не подпускали. Хотя что мешало тем же храмовникам пропустить в Единую Землю кого-нибудь из многочисленных завоевателей? Понятно, что орден боялся полномочия свои утратить, но, если вдуматься, захват пошел бы княжествам на пользу. Это если не знать, что таким образом остановится их непрерывное скольжение по Внешней Сфере. Но откуда бы Храму разбираться в столь тонких материях?
Кстати,
Где же Альберта носит? Пора бы уж и ему появиться. Или опять решил в самостоятельность поиграть? Того и гляди, решит верхами до Залесья добираться. Тут его эльфы и пристрелят. Маг-то он, конечно, сильный (а уж перспективный какой!), но перспективы не доспех, от стрелы не спасут.
Собственный афоризм профессору понравился. Поглядывая время от времени в темноту за окном, он разыскал на полках, заваленных растрепанными тетрадями, папками и просто отдельными бумажками, записную книжку и увековечил новорожденную мысль.
Нет, на память Иляс Фортуна не жаловался. Просто осталась еще со старых времен привычка записывать все, хоть сколько-нибудь ценное или интересное. За двести лет архивов накопился полный чердак, и профессор никак не мог собраться и навести порядок в собственных записях. Так было раньше, до Дня Гнева, когда жена ворчала, собирая по всему дому обрывки листочков, бумажки-самоклейки, разной степени исписанности блокноты... так оставалось и сейчас. Жены только не было. Поэтому за сохранность своих записей Фортуна не переживал В его доме без его ведома в мусор ничего не отправится.
День Гнева
– ... Не двигаться!
И все-таки надо было, чтоб Кристо помолился. Мастиф почувствовал исходящую от самого себя угрозу, когда она волной ужаса отразилась от этих четверых, одетых в белое. Один из Провозвестников умер сразу. Второй захохотал: он стоял, как и приказали, не шевелясь, и смеялся, заходился хохотом. И приказывать им сейчас было уже бесполезно.
Вот еще одно особое свойство. Вот это называется «находит». Ни дед не умеет такого, ни отчим. Только полукровка Невилл Гюнхельд по прозвищу Мастиф, только он умеет сжигать людям мозги, пугать так, что человек от страха навсегда превращается в животное.
Вытаращенные белые глаза третьего налились слезами, и он закричал истошно и визгливо:
– Вижу волка! Волка! Вижу волка, братья! Волк идет!
Те, кто услышал этот вопль, поняли его. Мастиф не понял, зато почти без напряжения почувствовал еще людей. Совсем рядом. Всего этажом ниже. Проваливаясь сквозь пол, он подумал о том, что Волк, Вольф, Вук – имя его брата, Провозвестники не так уж ошиблись в своих шизоидных иллюзиях.
Там, внизу – последние. Они смотрят сейчас на дверь и никак не ждут нападения сверху...
... Они не ждали.
Они активировали двигатель...
... Активировали двигатель, и весь испытательный корпус, кубометры бетона, пластиката и металлокерамики – вся эта махина, рассчитанная на внутренние взрывы и прямые попадания тысячетонных бомб, вздрогнула, вздохнула. И сложилась внутрь.
– Колодец, – уважительно заметила Ирма, нагибаясь над невысоким срубом, – с водой. Хорошо устроился твой учитель.
– Ну так не кто-нибудь. – Варг крутил ворот, вытягивая ведро, наматываясь на деревянный ворот, рокотала толстая цепь. – Над всеми магами старший.
– Да ну! – Ирма пренебрежительно поджала губы – Надо мной он никакой не старший. Просто старикашка. Еще и ворчливый не по делу.
– Это пока ему ничего от тебя не надо, – объяснил Варг, ставя ведро на край сруба, – а так он тебя щелчком пальцев в лягуху превратить может.
– Скажешь тоже!
– И скажу. Он очень сильный маг. И очень умный.
– Отчего же тогда он сам в Цитадель не поедет и всех не убьет?
– А потому, что сильный. – Варг перелил воду и с грохотом сбросил ведро вниз. – Ему что-то делать можно только в самых крайних случаях. Иначе все рухнуть может.
– Что все?
– Да вообще все. О! – Оборотень замер, придерживая ворот ладонью. – Сейчас явятся.
И действительно, еще не погасло грохочущее эхо из колодца, а во дворе уже появились трое всадников. Их лошади точно так же плясали и грызли удила, как незадолго перед тем кони Ирмы и Варга. Вороная кобыла под красивым юношей в черно-красном пронзительно заржала, выгнула шею и пошла по двору боком, мотая головой и яростно размахивая хвостом.
– Артур! – донесся сквозь ржание беспомощный вопль.
С высокого белоснежного скакуна кошкой метнулся кто-то огромный, очень быстрый. Схватил кобылу под уздцы, рявкнул, и лошадка послушно замерла, лишь раздувала ноздри да косила нервно, выворачивая глаза так, что видны становились белки.
– А говорил, смирная, – недовольно заявил всадник. – Хорошо держишь?
– Слезай, – снисходительно распорядился высокий...
Ирма только сейчас разглядела его. И оцепенела. Точь-в-точь как при первой встрече.
– Кто это? – шепнула она Варгу, который тоже таращился на гостей.
– Ты о котором? – Оборотень с легкой насмешкой наблюдал, как Альберт, перекинув ногу через переднюю луку седла, съезжает на землю. Расправив короткий щегольской плащ, юный маг выпятил подбородок и огляделся по сторонам. Безымянный справился со своим мерином самостоятельно и сейчас тоже разглядывал двор. Он, правда, не искал возможных насмешников, а просто осматривался.
– Про рыцаря, – после паузы ответила Ирма.
– Это Артур Северный. – Варг наконец-то отпустил ворот, и цепь загрохотала снова.