Врата Изгнанников
Шрифт:
Вниз и вниз, вплоть до равнины, трудный, долгий и очень неровный спуск. Держись, говорил себе Вейни, проклиная каждый шаг, который делал келский жеребец. Пот больше не тек, ветер холодил лицо. Он изо всех сил вцепился в переднюю луку седла и думал о красном пакете, лежащем в поясе.
Нет. Рано, решил он. Не здесь. И после каждого толчка и каждой рытвины: не здесь, не здесь, не—
Равнина бежала к горам — но состоящим не из отдельных пиков, вроде Хеймур Маай, как у него на родине, а к каменной стене, построенной какими-нибудь
— Так далеко, а они все еще не мешают нам, — сказал Вейни Моргейн.
Он уже хотел одной частью своего помутненного сознания, чтобы враги появились сейчас, как можно быстрее, прежде, чем они достигли равнины — тогда можно было бы сражаться и выбрать другую, может быть лучшую дорогу.
Но их не было и следа.
Наконец они спустились на равнину, и дорога постепенно выровнялась. Вейни почувствовал себя намного лучше, и поглядел назад на след, который они оставляли, скача по травянистой равнине, отлично видимый, предательский след. — Как след в ад, — пробормотал он. Если бы они обошли эту равнину по холмам, а не поскакали напрямик, последовав совету Чи, следа не было бы вообще.
Сейчас они все скакали плотной группой, Хесиен вел их прямо к горам, от которых осталась еле видимая кромка далеко на горизонте.
Ехать был легко. В конце концов Вейни ухватил правую ногу за голенище, с трудом перекинул ее через луку седла, обхватил руками ноющие ребра и, взглянув на Моргейн, которая кивком головы дала понять, что знает о его намерениях, склонил голову на грудь, оперся о заднюю луку седла и погрузился в тревожный полусон, покачиваясь в такт ровному шагу жеребца.
Он разбудил себя, когда они остановились, чтобы поменять лошадей. — Тебе не нужно, — сказала Моргейн, скользнув на землю со спины мерина. — Этот конь достаточно силен, и способен нести тебя. Я же возьму Сиптаха — все-таки я вешу меньше.
Вейни благодарно посмотрел на нее. Он проглотил лекарство, которое она принесла ему, запил водой из ее фляжки, и сидел на лошади, пока остальные разминали ноги. Он не то, чтобы спал, но каким-то образом сумел расслабиться и отключиться. Он точно не знал, как это ему удается. Но встрепенулся, когда они опять сели на лошадей и двинулись вперед, и опять отключился, доверив Моргейн наблюдать за местностью вокруг.
Никому другому он бы не доверил… и ей, тоже, если бы решил, что Чи и его люди замыслили предательство, если бы они не рисковали и своими жизнями, если бы они так не держались за свои жизни, а, значит, боялись предать.
Тем не менее госпожа нуждалась в защите. И, наполовину спящий, раненый, несчастный, он продолжал ехать между ней и ними: под ним был отлично выдрессированный конь, с достаточно ровным ходом, и Сиптах — слава Богам — привык держаться близко от него.
В конце концов он уснул по-настоящему. Голова откинулась назад, он решил, что падает, выровнялся, открыл глаза и увидел, что утесы не стали ближе.
Или они были дальше, чем его глаз хотел увидеть. Ногу свело. Он с трудом перетянул ее обратно, постарался расслабить мышцы, на глазах появились слезы. Все тело болело.
Но он упрямо ехал все дальше и дальше, несколько облаков проплыло по небу, закрывая звезды, потом они исчезли, поднялся ветер, взъерошив бесконечную траву.
Еще одна перемена лошадей. На этот раз он спустился на землю и немного прошелся, разминая ноги и доказывая себе, что может идти, несмотря на боль; заодно проверил подпруги у Эрхин и жеребца.
Но потом надо было садиться в седло. Он остановился, схватился за луку седла и несколько раз глубоко вздохнул, чтобы набраться мужества перед толчком.
— Вейни! — сказала Моргейн, как раз в тот момент, когда нашел его. Он остановился, лишившись силы духа как раз перед толчком, который должен был выбить слезы из его глаз. — Чи, — сказала она, — пусть один из вас поможет Вейни подняться в седло.
— Миледи, — мгновенно ответил Чи, быстро подошел и предложил свои руки как стремя.
Стыд ужалил его. Но он все-таки поставил ногу в сведенные руки Чи и дал ему поднять себя в седло, как беременную женщину.
— Помощь воину от воина, — сказал Чи.
Вейни вспомнил эти слова. И, сбросив руку Чи с колена, отвел Эрхин подальше от него.
Утесы прорезали небо перед ними, звезды уже таяли на небе, а за ними оставался след, по которому мог пройти ребенок: полоса среди высокой травы. Лошади время от времени набивали рот: на большее не было времени.
Моргейн пересела на жеребца, Сиптах отдыхал. На небе над восточными холмами уже не было звезд. Солнце всходило.
Нам не нужно ничего вспоминать. Сейчас эта мысль грызла его. Поздно менять решения, умные они или нет.
Боже, спаси нас.
Уже при свете солнца, под монотонный шаг усталых лошадей, они увидели гигантскую утес, заполнивший весь горизонт, от края до края, а перед ним только равнина с сухой землей, а потом невообразимо ровная и высокая стена из живого камня, упиравшаяся в небо и отрицавшая любую логику.
И дыра, синий проход в желтом камне, тень под полуденным солнцем — и закрывающая его сторожевая крепость, о которой говорил Чи. Сейирн Нейс.
Дверь — глаза человека из Карша отказывались верить, что бывают двери такого размера. И только когда сокол пролетел рядом с ними, точка в вышине, Вейни поверил своим глазам.
Врата Изгнанников.
Чи повернул чалого к ним, натянул поводья и поднял руку. — Здесь, — сказал он, — вы видите то, на что мы собираемся напасть. И тем не менее это только самое низкое место в Манте. — Он оперся о луку седла, пожал плечами и содрогнулся. — Мужчина, глаза которого привыкли к размерам Морунда, забыл об этом. А мальчик, мои друзья… мальчик испугался.