Врата рая
Шрифт:
И я действительно был мертв для всего теплого и имеющего надежду. Я просто бесцельно бродил, дожидаясь неизбежного конца своего жалкого существования.
Но он не наступал. Я продолжал жить и после того времени, когда, как полагал, я должен был умереть. Обретя снова надежду, даже воспрянув духом, я вернулся, мечтая о каком-либо существовании вместе с Хевен, но к тому времени она вновь сошлась с Логаном и они поженились. Я тайно жил в коттедже и незаметно с сжимающимся сердцем наблюдал за их свадебным приемом в Фарти.
Какое-то время я бродил по территории
Мы оба оплакивали нашу потерянную любовь, но… — Он поднял глаза и внимательно посмотрел в мое лицо —…мы не остановились на этом, хотя мы расстались в твердой уверенности, что никогда больше не увидим друг друга. Она вернулась в ту ночь. Да простит мне Бог, я надеялся и молился, чтобы она это сделала. Я оставил даже открытой мою дверь.
Она пришла, и мы провели вместе нашу последнюю ночь любви, эту особую драгоценную ночь, Энни, так что у меня нет никакого сомнения, глядя сейчас на тебя, девочка: твое рождение является результатом той украденной ночи любви.
Во время всего его рассказа слезы текли по моим щекам, а когда он произнес последние фразы, мое сердце замерло, а Люк сжал мою руку, словно его внезапно разбудили от глубокого сна.
— Что… что вы говорите?
— Я говорю, что ты моя дочь, Энни, моя дочь, а не Логана. Я говорю, что между тобой и Люком нет никакой кровной связи. Фанни и Хевен не были сестрами, и Логан не был твоим отцом, хотя я уверен, что он любил тебя так же сильно, как любой отец любит свою дочь, хотя глубоко в своем сердце он мог знать об этом.
Поверь, мне было нелегко рассказывать тебе все это, потому что я боялся, что ты будешь хуже думать о своей матери из-за этого, но в конце концов я пришел к выводу, что Хевен захотела бы, чтобы я рассказал это, с тем чтобы ты и Люк не потеряли друг друга, как это случилось с нами.
Прогони темные тени, окутавшие Фарти, пролей свет жизни на него, Энни. Пойми и прости людей, которых согнула и скрутила жестокая Судьба, единственной виной которых было то, что они слишком нуждались в любви и слишком сильно хотели ее.
Он опустил голову, обессиленный своими откровениями. Продолжительное время Люк и я хранили молчание. Затем я наклонилась вперед и медленно взяла руку своего отца. Он поднял голову и посмотрел мне в глаза. В его глазах я увидела лицо мамы. Я видела ее улыбающееся прекрасное лицо. Я чувствовала ее поддержку и любовь, и я знала: все, что Трой говорил нам, было рождено любовью, все его слова шли от сердца.
Я ни к кому не испытывала ненависти, я никого не винила. События, имевшие место много лет тому назад, предопределили, что должны были пересечься пути и судьбы двух семейств, отличающихся друг от друга, как ночь и день. В результате чего оба семейства подвергались с тех пор постоянному воздействию вихрей страсти
Теперь Люк и я оказались в центре всей этой путаницы. Теперь мой настоящий отец решил, что настало время покончить с этим. Он показал нам путь, как выйти из этого лабиринта.
— Мы никого не презираем, и нам некого прощать.
Он улыбнулся сквозь слезы.
— В тебе так много от Хевен. Я верю, что той силы, которую ты взяла от нее, будет достаточно, чтобы преодолеть меланхолию, которую ты могла унаследовать от меня.
Долгое время я жил в стыде, сожалея о той ночи любви, которую мы разделили с Хевен, но, когда я увидел, как прекрасна ты, и понял, какой могла бы быть твоя жизнь, если освободить ее от всей этой лжи и этого обмана, я решил дать тебе лучшее из того, что я мог, единственный подарок, который я в состоянии сделать, это сказать тебе правду.
— Это самый изумительный подарок из всех! Спасибо… отец.
Я встала, чтобы обнять его. Мы крепко обхватили друг друга, а когда он отпустил меня, он поцеловал меня в щеку.
— А теперь иди и живи свободной от каких-либо теней.
Он пожал руку Люка.
— Люби и береги ее, как твой отец сумел любить Хевен и заботиться о ней.
— Обязательно.
— До свидания.
— Но мы будем навещать вас! — сказала я.
— Я буду рад этому. Вам не доставит труда найти меня. Я всегда буду здесь. Теперь пришел конец моему бегству от жизни.
Он проводил нас, и мы еще раз поцеловали и обняли друг друга. Потом Люк и я сели в машину. Я оглянулась и помахала ему на прощание. Моя грустная половина вызывала во мне опасение, что я больше никогда его не увижу, переносила меня в будущее, в тот день, когда я вернусь в коттедж и не застану никого, кроме незаконченных игрушек. Но моя более счастливая и, надеюсь, более сильная половина прогоняла прочь эти мрачные картины и заменяла их образами постаревшего Троя, все еще трудившегося над своими игрушками, приветствовавшего меня и Люка и наших детей.
Люк потянулся и сжал мою руку.
— Остановись еще раз на кладбище, пожалуйста, Люк.
— Конечно.
Когда он остановил машину, мы вышли из нее и подошли к памятникам. Мы стояли перед ними, не говоря ни слова и взявшись за руки.
В отдалении возвышался громадный каменный дом, таинственный и высокий, как всегда. Солнечный свет нашел отверстие в облаках, окутавших небо, и расширял его до тех пор, пока яркие лучи солнца не пролили свое тепло на здание и его окрестности.
Люк и я посмотрели друг на друга. Моя память воскресила слова из наших фантазий: «…может быть, они становятся такими, какими вы хотите, чтобы они стали… если я захочу, чтобы они были сделаны из сахара и кленового сиропа, они и будут такими».
«И если я захочу, чтобы он стал волшебным замком с лордами и фрейлинами и печальным принцем, тоскующим и ждущим своей принцессы, пусть так и будет».
— Будь моей принцессой, Энни, — неожиданно сказал Люк, как бы подслушав мои мысли.