Врата Славы. История Ашурран-воительницы
Шрифт:
Однако попытка не пытка. Леворхам начертала на свитках несколько эльфийских рун, значение которых знала. Свитки привязали к стрелам и пустили в лес, но ни какому результату это не привело.
Сказала Ашурран так:
—Они нас боятся или ненавидят, что в сущности, одно и то же. Значит, договориться с ними не удастся.
И стало ясно, что неизбежна Великая война.
История короля Огинты
Огинта Онидзава, верховный правитель Юнана, коронован был в шестнадцать лет, когда внезапно скончался
Советники сказали тогда:
—По крайней мере, государь, не рискуйте свой головой и судьбой войска, назначьте командующего из числа умудренных опытом военачальников, испытанных в битвах!
Юный король на это возразил:
—Если я не могу сам вести воинов в сражение, то недостоин я сидеть на троне Юнана. Что до опытных военачальников, то Ниида ходил с ними в походы и пил с ними на пирах, все их уловки и приемы ему знакомы. Единственный военачальник, которого он не знает — это я сам.
Сказав так, король Огинта облачился в доспехи и принял командование войском. Воины, однако, встретили его угрюмо, переговариваясь между собой: «Этот мальчишка навлечет на нас гибель! Не лучше ли перейти на сторону Нииды и обрести зрелого и разумного правителя!» Другие возражали: «Огинта — единственный сын короля Юнана, и его назначил старый король своим преемником, передав перед смертью знаки верховной власти. Ему мы поклялись в верности, а тот, кто нарушает клятву перед лицом опасности — изменник и трус!»
Тем временем юный король обратился к воинам с такой речью:
—Войско Нииды не превосходит нас ни числом, ни умением. Набрано оно из коневодов и свинопасов Верлуа. Если вы верите в то, что будут они для вас опасными противниками, то должны поверить и в то, что шестнадцатилетний мальчишка приведет вас к победе!
В один момент сумел он переменить настроение воинов, и они воспрянули духом и преисполнились веры в нового короля. Огинта приказал открыть ворота и смелым маневром напал на Нииду. Сражение было ожесточенным, но коротким. Двух часов не прошло, как нападавшие рассеялись и бежали, а сам Ниида был убит, будто бы по несчастной случайности. Поговаривали, будто был это приказ самого Огинты, который не мог оставить Нииду в живых и не мог предать его смерти открыто. Будь даже это и правдой, кто бы мог осудить короля за желание обезопасить себя и королевство от новых посягательств дяди!
Не в последний раз королю Огинте пришлось отстаивать верховную власть над Юнаном. До тридцати лет беспрестанно он воевал, порою неделями не слезая с седла и ночуя под открытым небом вместе со своими воинами. За то, что он делил с ними все тяготы походной жизни, воины души в нем не чаяли. От первоначального недоверия не осталось и следа. Как известно, вера города берет, и не один город взял
Утихомирив соседей, король Огинта взялся за обустройство дел в государстве. По всеобщему мнению, добился он необычайных успехов и принес невиданное прежде процветание Юнану. Посвятив себя государственным реформам, он перестал сам ходить в походы, вместо этого разделив войско на четыре части, по числу сторон света, и придав каждой части своего военачальника. Лишь на битву с Древними решился он сам повести войска, ибо опасность эта казалась самой страшной из тех, что угрожали Юнану со времени его основания.
Было ему в ту пору около пятидесяти лет, он все еще был крепок телом, и рука его была тверда, а взгляд ясен. Как гнутся под порывами ветра деревья и травы, так покорно склонялись перед ним люди. Как земля впитывает струи дождя, так все вокруг смиренно повиновались его приказам.
Увидев короля Огинту впервые на крепостном дворе королевского замка в Фаларисе, Ашурран не могла сдержать восхищенного возгласа. Поразил ее величественный вид короля, и его пронзительный взгляд, и гордая посадка в седле, и искусство, с которым правил он конем. Легко было в нем узнать испытанного в боях воина. А кроме того, сохранил еще король Огинта следы былой красоты, хоть юношеская прелесть давно уступила в нем место зрелости.
Подозвал он к себе Ашурран и разговаривал с ней приветливо, без заносчивости и высокомерия, не скрывая удивления перед ее доблестью, но и не оскорбляя недоверием. Возжелал он своими глазами взглянуть на сожженный Солх; и за три дня поездки не выказывал признаков усталости.
—Если служить королю, то только такому: без скупости, без немощи и без страха. Будь он на двадцать лет помоложе, знала бы я, какую крепость осадить и какое поле битвы выбрать.
Так говорила Ашурран на пиру, сидя рядом с военачальником короля Матолви, после бессчетных кубков, поднятых ими за короля Огинту.
Хмельной Матолви отвечал ей, усмехаясь:
—Ходят слухи, что и сейчас король наш даст фору любому юнцу и на ристалище, и в спальне.
Видно, было что–то в том, как он это сказал; или в том, как смотрел на Огинту, поднимая кубок; или в том, как служил ему всю жизнь бесстрашно и верно, не придавая значения наградам и почестям. Ашурран, не привыкшая скрывать свои мысли, сказала лукаво:
—Теперь понимаю я, почему ты до седых волос не обзавелся ни женой, ни возлюбленной. Слишком ты любишь своего короля, и он один царствует в твоем сердце.
Кровь бросилась Матолви в лицо. Отшвырнул он кубок, и рука его зашарила в поисках рукояти меча. Однако по правилам этикета положено было являться на королевский пир безоружными. Правило такое было введено после многочисленных ссор, во хмелю происходивших, когда крепкое вино ударяло в головы гостям, и порой даже присутствие короля не удерживало их от смертоубийства. Так и Ашурран, верно, пришлось бы скрестить клинки со своим другом, и неизвестно, кто из них вышел бы победителем из этого поединка.