Врата Славы. История Ашурран-воительницы
Шрифт:
—Подари мне этого эльфа!
Гнев охватил Индру, но постарался он его подавить, помня, кто перед ним. Все же не сдержался он и сказал с досадой:
—Потому не хотел я никому показывать своего пленника, что много находится охотников до чужого добра!
—Подари мне его во имя нашей дружбы и боевого братства. Вспомни, в скольких битвах сражались мы с тобой вместе. Неужели ты пожалеешь для меня одного эльфа, от которого тебе все равно мало проку?
—Ничего я для тебя не пожалею, проси, чего хочешь: оружия, коней, золота и серебра, только не этого пленника.
Гнев загорелся
—В таком случае вызывают тебя на поединок, и пусть призом в нем будет вот этот эльф, — и обнажила саблю.
Не стерпел такого Индра, и вспыхнула в нем ярость, как сухой хворост от искры. Велел он принести себе меч, и вышли они во двор.
—Я был твоим оруженосцем и дрался с тобой бок о бок, и спину тебе прикрывал! Неужели ты хочешь скрестить со мной клинки из–за эльфийского пленника, которого видишь в первый раз в жизни? Разве не хватает тебе наложников, актеров и певцов, что ты заришься на чужих возлюбленных?
Ничего не ответила на это Ашурран, только молча напала. Ожесточенно дрались они боевым оружием, и на ее стороне были умение и опыт, а на его стороне — молодость и сила. Жарко пришлось обоим, и все–таки пересилила Ашурран Индру; выбив меч из его руки, опрокинула на землю и приставила к горлу клинок. Но Индра, распаленный обидой и гневом, крикнул:
—Рази! Не отдам я тебе эльфа по доброй воле, и только через мой труп заберешь ты его из моего дома!
И Ашурран опустила клинок, ибо не поднималась ее рука на родного сына. Подумав, сказала она так:
—Слышала я, что ты матери своей не знаешь, а воспитывался кормилицей. Что бы ты дал тому, кто принес бы тебе весть о матери?
Забыв о ссоре, воскликнул пылко Индра:
—Все, что угодно, отдал бы я тому человеку, ибо всегда это было моим горячим желанием.
—Так знай, что я твоя мать, и я отправила тебя на воспитание к Кимоне. Был ты завернут в барсову шкуру, которую носишь сейчас вместо знамени, и под этим знаменем шла я в последний бой на поле Аланн Браголлах. Кроме того, оставила я тебе серебряный браслет, который ты носишь, не снимая, на правой руке, и не видно его под одеждой. А если недостаточно этого, то посмотри в зеркало, и увидишь мои черты. Чем старше ты, тем отчетливей они проявляются.
Индра был так поражен, что не мог вымолвить ни слова. В тот же день представила она его войску как своего старшего сына и наследника, а короля Хасидзаву попросила об отставке.
—Прошу я высочайшего дозволения сложить с себя бремя власти и удалиться в свое загородное поместье. Мой сын Индра будет достойной опорой и защитой трону.
Не переставали дивиться люди такому повороту событий. И не ускользнуло от них, что холоднее стали друг к другу Ашурран с Индрой, хотя следовало бы ожидать обратного. Впрочем, в первый ли раз близкие люди ссорятся из–за красивого личика?
Между тем эльфа, послужившего невольной причиной раздора, доставили в поместье Ашурран. Сказала она, вернувшись из столицы:
—Отныне я запрещаю произносить в этом доме имя моего старшего сына, и пока я жива, не будет ему дозволено переступить мой порог.
Воительница Ашурран поднялась по
—Четверть века я провела без тебя, и уже видна седина в моих волосах, и время оставило на мне свои отметины, и верно, стара я теперь и некрасива.
И Фаэливрин, ибо это был он, отвечал ей со слезами на глазах:
—Для меня ты ни капли не изменилась, и вижу я тебя по–прежнему молодой и пылкой, возлюбленная моя супруга.
Показал он ей колечко от застежки на мизинце, которое хранил все эти годы.
Пали они друг другу в объятия и предались наслаждениям любви, и не могли насытиться друг другом, ибо ждали это встречи двадцать пять лет. А ведь известно, что сколько ни черпай из источника наслаждения, он все не иссякает, и сколько ни подбрасывай дров в огонь, разгорается он только ярче. Так и вожделение невозможно утолить никакими ласками.
Казалось, нет никого в Юнане счастливее этих двоих, и ждет их тихая жизнь друг подле друга. И готова была Ашурран к тому, что состарится она на глазах Фаэливрина, и закроет он ей глаза, по–прежнему юный и прекрасный; да только судьба судила иначе.
Смерть Фаэливрина
Лишившись своего прекрасного пленника, Индра обрел мать, и власть над войском, и милость короля, и богатство. Всякий бы назвал этот обмен выгодным; всякий, но только не Индра Ашурранид. Чем дальше, тем больше тяготила его разлука с Фаэливрином, и глядя на красивых юношей, призванных скрасить его досуг, частенько гневался он без причины и отсылал их прочь.
Подобно тому, как лодку уносит сильным ветром, так и одно–единственное чувство, завладевающее человеком, способно унести прочь его разум.
Не подозревал воитель, кем приходится ему Фаэливрин. Хоть красив был Индра, была это красота человеческая, а не эльфийская, и больше примет унаследовал он от матери, чем от отца. Сотника Кимону считал он своим родителем, и так же судили все прочие. Всем было известно, что Ашурран много заводила любовников в войске; видно, зазорным показалось ей родить ребенка от простого сотника, вот и отослала она его от себя подальше вместе с отцом. Так был уверен в том Индра, что не доискивался правды. Могла бы Леворхам открыть ему глаза, да только после истории с Меддви удалилась она в Кимбаэт и предоставила Ашурран своей судьбе.
Воительница же Ашурран, не боявшаяся ни смерти, ни любви, ни копья, ни стального клинка, ни колдовства, ни проклятия, не могла найти смелости, чтобы сказать сыну, кого он держал у себя полгода без малого. А сказать Индре — неминуемо разнесется слух по всей Кассандане, а там и до Фаэливрина может случайно дойти. Не вырежешь языки слугам и работникам! Каково будет дивному эльфу узнать, что родной сын домогался его любви и поцелуи срывал насильно! Решила она: пусть все остается, как есть. И не было рядом мудрой Леворхам, чтобы подсказать ей, что нередко благие намерения приводят к ужасным несчастьям, и лучше горькое лекарство, чем сладкая отрава.