Врата Смерти(пер. И.Иванова)

Эриксон Стивен

— Давно ли ты здесь, верховный жрец?

— Странное слово ты употребил — «давно». Нелепое и неуместное. Важны лишь сделанные дела и достигнутые цели. Время — приготовление и не более того. Каждый приготавливается столько, сколько нужно. Нужно признать, что приготовление начинается с самого рождения. Мы рождаемся, и нас погружают в тень, пеленают в священную двойственность, чтобы мы вбирали в себя сладостный нектар существования. Я живу ради приготовлений, трелль, и они близки к завершению.

— Где Икарий?

— Отдавая одну жизнь, взамен получаешь другую. Передай ему это. Он в библиотеке. Монахини оставили здесь жалкую кучку

книг, В основном трактаты о том, как себя ублажать. Я убедился, что подобные сочинения лучше читать в постели. Все остальное собрано мной. Ужасающе мало, и это обстоятельство не перестает меня ошеломлять. Ты голоден?

Маппо вздрогнул. Болтовня верховного жреца действовала на него усыпляюще. На каждый заданный вопрос Искарал Паст отвечал монологом, вытягивавшим из Маппо силы и отбивавшим всякое желание спрашивать еще о чем-либо. Рядом с этом стариком ход времени и вправду становился бессмыслицей.

— Ты спросил, голоден ли я? Да.

— Слуга готовит еду.

— Он ее может принести в библиотеку?

Верховный жрец сдвинул брови.

— Вообще-то это опрокидывает весь этикет. Но если ты настаиваешь…

Трелль заставил себя встать.

— Где библиотека?

— Поверни направо, пройди тридцать четыре шага, потом опять поверни направо и пройди двенадцать шагов. Дальше войдешь в правую дверь и сделаешь тридцать пять шагов. Справа от тебя будет арка. Войдешь в нее и пройдешь одиннадцать шагов. Там ты в последний раз повернешь направо, пройдешь пятнадцать шагов и откроешь правую дверь.

Маппо очумело взирал на старика. Верховный жрец переминался с ноги на ногу.

— Есть и другой путь, — усмехнулся трелль. — Повернуть налево и пройти всего девятнадцать шагов.

— Вот-вот, — пробормотал Искарал.

Маппо подошел к двери.

— В таком случае я пойду коротким путем.

— Иди, если тебе это так нужно, — сердито бросил старик и погрузился в разглядывание своей почтенной метлы.

Этикет и в самом деле опрокидывался. Маппо это понял, едва переступив порог библиотеки, одновременно служащей… кухней. Икарий сидел в нескольких шагах от него, расположившись за массивным, заляпанным черными пятнами столом. Рядом, чуть ли не впритык, стоял слуга. Он сосредоточенно глядел внутрь котла, подвешенного над очагом. Голова слуги постоянно скрывалась в клубах пара. В руке у этого странного существа был деревянный черпак, которым он постоянно перемешивал содержимое котла.

— Будем надеяться, что твое варево еще и съедобное, — сказал слуге Маппо.

— Книги гниют, — произнес Икарий, разглядывая Маппо. — Никак выпутался?

— Да вроде того.

Продолжая разглядывать трелля, Икарий наморщил лоб.

— Насчет съедобности варева ты ошибся, друг мой. Это не суп. Слуга изволит стирать белье. Нечто более съедобное ты найдешь вон там.

Икарий указал на разделочный столик у стены и вновь склонился над осклизлыми страницами старинной книги.

— Просто поразительно!

— Если учесть, что эти монахини жили своим маленьким мирком, все вполне понятно. Меня удивляет, чему ты поражаешься, — сказал Маппо.

— Да я не про их книги, Маппо. Я про собрание Искарала. Я нашел здесь книги, о которых ходили лишь туманные слухи. А про такие, как эта, я вообще не слыхал. «Трактат по возделыванию растений на орошаемых землях, составленный в пятом тысячелетии Аракраля». Каково? Писавших было четверо, если не больше.

Маппо

нагрузил поднос ломтями хлеба и сыра и вернулся к «библиотечному» столу. Стоя за спиной друга, он вглядывался в подробные рисунки и чертежи, изображенные на тонких пергаментных страницах. Пояснения к ним были написаны прихотливой вязью. Во рту трелля сделалось сухо.

— До сих пор не понимаю, что тут поразительного, — пробормотал он.

Икарий оторвался от книги.

— Поразительное… легкомыслие, что ли. Растрата ума, сил и времени на какие-то пустяшные темы. Ты только взгляни… «Распространение семян цветка пуриллии на островах архипелага Скар». Или как тебе это? «Болезни, коим подвержены белесые моллюски, обитающие в водах Лекорского залива». Уверен: этим книгам тысячи лет. Понимаешь — тысячи!

«Вот уж не думал, что ты способен понимать этот язык», — пронеслось в голове у Маппо.

Он сразу вспомнил, когда в последний раз видел такую вязь письмен. Как же давно это было. Треллю вспомнился полог густого леса на северной границе владений его племени. Тогда он был в числе небольшого отряда стражников, сопровождавших племенных старейшин на встречу. Для Маппо она оказалась судьбоносной…

С неба падал осенний дождь. Они сидели полукругом, обратив лица к северу, и следили за семью приближавшимися. Идущие были облачены в длинные плащи. Капюшоны скрывали лица. У каждого в руке был посох. Подойдя к старейшинам, фигуры в плащах остановились и замерли. Маппо изо всех сил старался подавить дрожь в теле. У посохов появились змеящиеся корни, а может — и не корни, но нечто вроде плюща, который оплетал стволы деревьев, высасывая из них жизнь. И вдруг он сообразил: извивы корней — это… письмена. Чья-то невидимая Рука неустанно выводила их, словно торопилась дописать все послание… А потом один из держащих посох откинул свой капюшон. То мгновение полностью изменило всю дальнейшую жизнь Маппо.

Трелль не позволил себе погрузиться в воспоминания. Ощущая дрожь (как и тогда!), Маппо сел, поставив рядом с собой поднос.

— Неужели тебе так интересны эти древности? — спросил он, стараясь ничем не выдать своего волнения.

— Захватывающе интересны, Маппо, — ответил Икарий. — Народ, оставивший эти книги, был необычайно богат. Язык очень похож на наречия нынешнего Семиградия, хотя кое в чем сложнее и полон иносказаний. Видишь этот знак? Он выдавлен на корешке каждой книги. Изогнутый посох. Я уже видел его когда-то. Не помню где, но видел.

— Говоришь, они были богаты?

Трелль всеми силами старался отвести разговор от опасной черты, за которой скрывалась пропасть.

— По-моему, они погрязли в мелочах. Наверное, потому от них ничего и не осталось, кроме чудом уцелевших книг. Сам подумай: варвары ломятся в крепостные ворота, а ученые мужи поглощены размышлениями о семенах, разносимых ветром. Вялость многолика, но она непременно поражает каждую расу, утратившую волю к жизни. Ты это знаешь не хуже меня. Когда раса становится вялой, она начинает гоняться за знаниями ради знаний, искать ответы на самые пустяшные вопросы. Расам в одинаковой степени грозит гибель как он невежества, так и от избытка знаний. Вспомни-ка «Глупость Гофоса». Проклятие Гофоса было в том, что он знал… все. Как опытный игрок, он предвидел развитие событий на много ходов вперед, и потому каждое его слово, каждая фраза несли яд увядания. Гофос сознавал и это. Как только его не разорвало?