Врата смерти
Шрифт:
– При Вороне управлялся, – выскочив за калитку, приосанилась вдова. – Чего сама не пошла, коли такая умная? Вот и выбирала бы себе по нраву. Глядишь, и самого старца бы с места сковырнула.
– Тебя как звать-то, добрый молодец? – поинтересовалась другая, смущенно теребя ленту в косе. Причем, судя по кокошнику, вполне себе замужняя селянка.
– Олегом-ведуном в народе прозвали. – Середин кинул на бледную бабу еще один взгляд и полез в сумку.
– Где поселиться-то думаешь, Олег? – кокетливо поинтересовалась еще одна селянка.
Ведун недоуменно вскинул голову,
– В нашей веси, – вступила в разговор четвертая женщина, волосы которой были уложены и спрятаны под платок, – у нас едва мужик к бабе под крышу перебирается, так и сила его враз тю-тю, опадает. Уж сколько раз по-всякому проверено, да итог един. Дома пустые есть, иные семьи убечь с сего места успели. Помысли над сим, молодец, где тебе сподручнее будет. Сила, пока есть, она ведь и пригодиться может...
Часть селянок захихикала, часть зарделась. Олег вздохнул, протолкался к бледной женщине, протянул ей туесок с папоротниковым корнем:
– Заваривай по одной пряди в небольшом половнике. Прочитаешь хвалу Триглаве три раза, опосля с огня сними и дай остыть. Пей на ночь и перед едой незадолго. Через неделю кровь в жилы вернется, но ты все равно еще неделю пей... – Ведун протолкался обратно к своим вещам, недовольно мотнул головой: – Куда знахарь ваш смотрит? Разве можно колики так запускать?
– А нету знахаря, молодец, – ответила толстуха. – Сбежал. Как перестали мужики от зелья его выправляться, так и сбежал, поганец. И задавить не успели, бездельника косорукого. Ты в его избу вселиться можешь, коли хочется. Тебе там и удобнее будет, для знахарского дела все имеется. Меня Забавой родители назвали, коли еще не обмолвилась. Могу в хлопотах помочь.
– А меня Миленой, – спохватилась молодуха, все еще теребящая косу.
– Меня Муравой...
– Тихо вы, раскудахтались! – осадила баб селянка в платке. – Запугаете мужика, сбежит – и хлеба преломить не успеет. Пойдем, мил человек, я тебе избы пустые покажу. Опосля сам решишь, от кого нужда в помощи сильнее.
Олег опять стрельнул глазом в сторону Беляны. Та напряглась и, прикусив губу, молча ожидала конца спора.
– Нет.
– Что нет, мил человек? – не поняла селянка. – Мне и не надо ничего, я двоих родить успела. Я токмо покажу, где поселиться можно.
– Нет, – твердо повторил Середин, хотя по спине у него при этом побежал неприятный холодок. – Я приехал вашу деревню от немощи избавить, а не пустым баловством развлекаться. Что я за ведун, если стану бояться болячки, с которой бороться собрался? Не будет никаких изб! У Беляны поселюсь, коли не прогонит.
– Ну и дурак! – в сердцах сплюнула Забава.
– Дурак не дурак, а хоть узнаем зараз, на что сей знахарь годится, – резонно заметила женщина в платке. – Ну что, Беляна, проверишь для нас добра молодца?
– Не знаю, право... – Вдова засмущалась, словно и не было у нее с ведуном предыдущих семи ночей. – Невместно с мужиком без обряда... Но коли общество грех сей простит.
– Да ладно, не виляй! – повысила голос толстуха. – Бо я и сама проверить могу. Общество потерпит.
– Коли
– Эх, лучше бы отказалась, – не удержался кто-то из толпы, и селянки расхохотались.
– Времени за полдень, а дело не движется! – недовольно покачал головой Олег и громко спросил: – Беляна, баня твоя где? Покажи, я протоплю покамест. Надо бы помыться с дороги. Но на этот раз со щелоком и без русалок.
Растопить баню – половина дела. Самое долгое и нудное – это натаскать воды во вмазанный в печку большущий медный котел и в бочку для холодной воды. Кинуть же горку щепок и подсунуть под них тонкий листик зажженной от кресала бересты – дело минутное. Поверх разгоревшейся щепы ведун набросал поленьев, после чего весь в задумчивости отправился к Беляне в избу.
Напасть, свалившаяся на деревню Чалово, показалась ему весьма странной. Болезнь, поражающая только и исключительно мужиков, причем избирательно – лишь решившихся на семейную жизнь, – больше всего походила на обычную порчу. Искать же порчу без освященного в православном храме крестика – занятие весьма нетривиальное. Увы, будучи вождем степняков, Олег мог позволить себе сковать саблю любимой формы и балансировки, мог отлить серебряный кистень, мог сделать любой доспех, какой только заблагорассудится. Но освятить крест – это все равно было выше его власти.
«Кто под крышу к женщине поселится, тот враз мужицкой силы лишится...» – вспомнилось ему, и Середин невольно поежился. Этакое наказание похуже смерти будет.
Но крест крестом, а дело ведунское исполнять нужно. Для начала хотя бы просто внимательно осмотреться. Пользуясь тем, что Беляна, громко ругаясь, наводила порядок в амбаре, Олег вошел в дом, прочитал наговор на снятие морока – и почти сразу увидел на печи длинного и сытого рохлю, похожего на лоснящуюся сытостью анаконду.
– Опаньки... – Рука сама собой полезла в петлю кистеня. Хотя на извод нежити имелось немалое число заговоров, настоев и зелий, но в этот раз ведун решил проблемы не усложнять. Серебряное оружие действует на нежить даже смертоноснее, нежели стальное – на простых смертных. А если так, то...
Ведун коротко выдохнул, выбрасывая грузик змее в голову, и рохля, не успевший даже шелохнуться, стал распадаться, превращаясь в слабый сизоватый дымок. У нежити – и смерть неживая.
– Значит, рохля... – задумчиво пробормотал Олег. – Слишком просто, чтобы быть правдой.
Рохли среди нежити слывут самыми безобидными. Обычно они забираются в дом к семьям счастливым и зажиточным, прячутся в подполе или за печью – там, где их никто не побеспокоит, – и ведут свое полусонное существование, потихоньку вытягивая силы из владельцев избы. Если у человека вдруг беспричинно начало портиться настроение, если он чувствует слабость, быстро устает и не испытывает от былых удовольствий прежнего наслаждения, если весь мир кажется скучным и обыденным, все надоело и ничего не хочется – это оно самое и есть, первый признак. Рохля силу сосет. Собирайся, колдун, в гости – ищи, где нежить затаилась.