Врата. За синим горизонтом событий
Шрифт:
Забавно. Говорят, в старину нефть просачивалась прямо на поверхность земли. И люди приезжали в автомобилях и поджигали ее.
Прямо из заброшенных туннелей Венеры!
Редкие культовые предметы
Бесценные жемчуга,
принадлежавшие исчезнувшей цивилизации.
Поразительные научные открытия
ГАРАНТИРУЕТСЯ ПОДЛИННОСТЬ
КАЖДОГО ПРЕДМЕТА!
Скидка для учащихся и студентов
ЭТИ ФАНТАСТИЧЕСКИЕ ПРЕДМЕТЫ
СТАРШЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА!
Впервые по доступным ценам
Взрослые – $2–50, дети – $1–00
Дельберт Кайн, доктор философии,
старатель
Зато по телевидению постоянно идут передачи, рассказывающие, как важна наша работа, как весь мир зависит от нашей пищи. Это верно. Нам не нужно об этом напоминать. Если мы перестанем работать, в Техасе начнется голод и заболеют дети в Орегоне. Мы все это знаем и ежедневно добавляем к мировому рациону пять триллионов калорий, половину протеина для примерно одной пятой населения Земли. Это все из дрожжей и бактерий, которые выращиваются на вайомингской сланцевой нефти, а также в Юте и Колорадо. Мир нуждается в этой пище. Но нам это стоило почти всего Вайоминга, половины Аппалачей, большей части смолистых песков Атабаски… Вот только что станут делать люди, когда последние капли углеводорода превратятся в дрожжи?
Конечно, это не моя проблема, но я о ней часто думаю.
Жизнь моя кардинально переменилась, когда я выиграл в лотерею. Произошло это на следующий день после Рождества. В том знаменательном для меня году мне исполнилось двадцать шесть.
Я выиграл двести пятьдесят тысяч долларов. Этой суммы было достаточно, чтобы по-королевски прожить целый год. У меня появилась возможность жениться и содержать семью, но при условии, если мы оба будем работать и не станем слишком много тратить.
А еще на эти деньги можно было купить билет в один конец до Врат, и, не особо раздумывая, я отнес деньги в туристическое агентство. Там мне страшно обрадовались. Похоже, у них было не слишком много клиентов.
После того как я заплатил за билет, у меня оставалось примерно десять тысяч долларов. Я не считал, сколько именно. На прощание купил выпивку всей своей смене, а это примерно пятьдесят человек. К тому же к бесплатной выпивке присосалось много посторонних, и пирушка продолжалась двадцать четыре часа.
Потом я сквозь вайомингскую пургу добрался снова до агентства. Пять месяцев спустя я уже кружил вокруг астероида, нас вызывал бразильский крейсер. Я был на пути к тому, чтобы стать старателем.
3
Зигфрид никогда не отказывается от намеченной темы. Он ни разу не позволил себе сказать: «Ну, Боб, я думаю, хватит с нас этого». Но иногда, когда я долго лежу на матраце, не очень склонный отвечать, шучу или напеваю что-нибудь под нос, он, немного выждав, говорит:
– Я думаю, можно перейти к другим вопросам, Боб. Вы кое-что сказали недавно, пожалуй, это можно обсудить. Вы помните тот последний раз…
– Последний раз, когда я говорил с Кларой, ты это имеешь в виду?
– Да, Боб.
– Зигфрид, я всегда знаю, что ты собираешься сказать.
– Это не важно, Робби. Так о чем это я? Хотите поговорить о том, что вы тогда чувствовали?
– Почему бы и нет? – Я зубами чищу ноготь среднего пальца правой руки. Внимательно осматриваю его и говорю: – Я понимаю, что это был важный момент. Может быть, худший момент в моей жизни. Даже хуже, чем когда Сильвия обманула меня или когда я узнал о смерти матери.
– Может, вы предпочитаете побеседовать об одном из этих случаев, Боб?
– Вовсе нет. Ты сам предложил поговорить о Кларе. Поэтому давай о Кларе.
Я удобно усаживаюсь на пенном матраце и ненадолго задумываюсь. Меня очень интересуют трансцедентальные проявления моего подсознания. Иногда мне нужно решить какую-нибудь важную коммерческую проблему, тогда я обращаюсь к своей мантре и получаю готовый ответ: например, продать рыбную ферму в Байе и купить на бирже водопровод. В тот раз сделка оказалась очень выгодной.
Или пригласить Рейчел в Мериду кататься на водных лыжах в заливе Кампече. Это впервые привело ее в мою постель, а ведь до этого я испробовал почти все возможные средства.
– Вы не отвечаете, Робби, – прервал мои мысли Зигфрид.
– Я обдумываю твои слова.
– Пожалуйста, Робби, не нужно о них думать. Просто говорите. Ответьте, что вы сейчас испытываете к Кларе.
Я стараюсь честно понять это. Зигфрид не даст мне обратиться к помощи технических служб, поэтому я пытаюсь разглядеть в себе подавленные чувства.
– Почти ничего, – говорю я. – Во всяком случае, ничего серьезного.
– А вы помните, что чувствовали тогда, Боб?
– Конечно.
– Попытайтесь снова воспроизвести то состояние, Боб.
– Хорошо. – Я послушно мысленно восстанавливаю ситуацию. Я разговариваю с Кларой по радио. Дэйн что-то кричит из шлюпки. Мы все без ума от страха. Внизу под нами расходится голубой туман, и я впервые вижу призрачную тусклую звезду. Трехместник… нет, это был пятиместник… ну, в общем, в нем воняет рвотой и потом. Тело мое болит.
Я все помню, хотя солгал бы, если бы стал утверждать, что способен снова ощутить тот ужас и безысходность.
– Зигфрид, там столько боли, вины, отчаяния, что я просто не могу с этим справиться, – не совсем уместно усмехаясь, отвечаю я.
Иногда я поступаю с ним так, говорю какую-нибудь крайне болезненную истину тоном, каким просят воды или коктейль на праздничной пирушке. Я так делаю, когда хочу предотвратить приступ, хотя не думаю, чтобы это срабатывало. Ведь в Зигфриде масса устройств хичи. Он гораздо совершеннее, чем машины в институте, где меня впервые лечили.
Зигфрид постоянно контролирует все мои физические параметры: проводимость кожи, пульс, бета-активность и все прочее. Он получает данные о натяжении ремней, удерживающих меня на матраце, – это показывает, насколько яростно я вырываюсь. Он измеряет громкость моего голоса и сканирует все обертоны. И к тому же понимает смысл слов. В общем, Зигфрид исключительно умен, особенно если принять во внимание, насколько он глуп.