Врата
Шрифт:
Я покачал головой. «Лучше вернусь на работу. Если она еще у меня есть». Мы поцеловались и пошли в ствол. Когда кабель достиг моего уровня, я потрепал Клару по лодыжке и выпрыгнул. Настроение было не очень. Мы столько усилий затратили на утверждения, что только на нынешние рейсы не стоит записываться, что я сам почти поверил в это.
Конечно, мы даже не упоминали другой тип вознаграждения — премии за опасность.
Надо совсем дойти, чтобы отправиться за ними. Например, Корпорация предлагает премию в полмиллиона долларов тем, кто согласится вылететь по курсу, по которому уже вылетал корабль... и не вернулся. Полагают, что, возможно, что-то произошло с кораблем, горючее кончилось, например. А второй корабль, может быть, даже
Раньше была премия в миллион, потом ее повысили до пяти миллионов, если вы попытаетесь изменить установку курса после старта.
Причина повышения премии до пяти миллионов в том, что не стало находиться добровольцев. Все, буквально все, пытавшиеся это сделать, не вернулись. Потом перестали приглашать и наконец запретили всякие изменения курса. Но время от времени запускают корабли, с которыми что-нибудь сделали, например, подстроили компьютер, который предположительно должен вступить в симбиоз с системами хичи. На такие корабли тоже не стоит ставить. Запрет на изменение курса дан не без причины. Курс нельзя изменить, находясь в корабле. Может, вообще его нельзя изменить, не уничтожив при этом корабль.
Я однажды видел, как пять человек попытались получить десятимиллионную премию за опасность. Какой-то гений из постоянного штата Корпорации работал над тем, как перевозить за раз больше пяти человек или соответствующий эквивалент в грузе. Мы не знаем, как построить корабль хичи, и не было найдено ни одного по-настоящему большого корабля. Поэтому он решил обойти препятствие, используя пятиместный корабль как что-то вроде буксира.
Из металла хичи построили космическую баржу. Ее нагрузили мусором и вывели на энергии шлюпки пятиместный корабль. Шлюпка работает на жидком кислороде и водороде, и их легко накачать снова. Потом привязали баржу к кораблю одноволоконными тросами хичи.
Мы следили за всем этим по телевидению. Видели, как натянулись тросы, когда корабль начал разгоняться на энергии шлюпки. Затем включили основной двигатель.
Мы видели на экране, как баржа дернулась, а корабль просто исчез.
Он не вернулся. Замедленная съемка показала последние мгновения происходившего. Тросы разрезали корабль на части, как крутое яйцо. Люди в нем так и не поняли, что случилось. Десять миллионов остались у Корпорации; никто больше не захотел попытаться.
Я выдержал вежливую укоризненную лекцию Шики и короткий, но крайне неприятный звонок Сена, но это все. Через день-два Шики снова начал позволять нам отлынивать.
Почти все время я проводил в Кларой. Часто мы договаривались встретиться в ее постели, иногда — для разнообразия — в моей. Почти каждую ночь мы спали вместе. Может, вам кажется, что мы пресытились этим? Нет. Спустя какое-то время я уже не понимал, зачем мы занимаемся сексом: ради удовольствия или чтобы не думать о том, какие мы на самом деле. Я обычно лежал и смотрел на Клару, которая отворачивалась, лежа на животе, и закрывала глаза, даже если мы через две минуты собирались вставать. Я думал о том, как хорошо знаю каждую складку и каждый изгиб ее тела. Я чувствовал ее сладкий запах — запах секса и желания, о, желания! Желания того, что мне недоступно, что я не мог высказать: квартиры под Большим Пузырем для нас с Кларой, воздушной лодки и ячейки в туннелях Венеры для нас с Кларой, даже жизни в пищевых шахтах с Кларой. Вероятно, я был влюблен. Но тут, по-прежнему глядя на нее, я чувствовал, как поворачивается мой внутренний взгляд и меняется картина, и я вижу женский эквивалент меня самого: труса, которому дан величайший шанс, какой может быть дан человеку, и который страшно боится им воспользоваться.
Встав с постели, мы вдвоем бродили по Вратам. Похоже на свидания. Мы не часто ходили в «Голубой Ад», или в залы голограмм, или даже в рестораны. Вернее, Клара ходила. Я не мог себе этого позволить и ел обычно в столовой Корпорации; там пища включена в мое ежедневное содержание. Клара не отказывалась платить за нас обоих, но и не очень радовалась этому: в последнее время она много играла и много проигрывала. Но были и другие возможности: группы народных танцев, вечеринки, вечеринки с картами, концерты, дискуссионные группы. Все это бесплатно и иногда интересно. Или мы просто исследовали новые места.
Несколько раз мы побывали в музее. Мне там не очень понравилось. Я чувствовал какую-то... ну... укоризну.
Первый раз мы оказались там в тот день, как я пропустил работу, в день отлета Виллы Форхенд. Обычно музей полон народу: экипажи с крейсеров, с коммерческих кораблей, туристы. На этот раз почему-то было всего несколько человек, и мы могли спокойно все рассмотреть. Сотни молитвенных вееров, этих маленьких тонких хрустальных штук, самых часто встречающихся артефактов хичи: никто не знает, для чего они предназначались, но они очень красивы, и хичи оставляли их повсюду во множестве. Оригинал анизокинетического двигателя, который уже принес счастливчику — нашедшему его старателю — в процентах от использования двадцать миллионов долларов. Его вполне можно сунуть в карман. Шкуры. Растения в формалине. Оригинал пьезофона, сделавший каждого из членов трех экипажей ужасно богатым.
Вещи, которые легче всего украсть: молитвенные веера, кровавые бриллианты, огненные жемчужины, — находились за прочным небьющимся стеклом. Я думаю, к ним даже подведена сигнализация. Это удивительно — для Врат. На Вратах не действуют никакие законы, кроме распоряжений администрации. У Корпорации есть своя полиция и есть правила — нельзя, допустим, красть или убивать, — но нет никаких судов. Если вы нарушаете правила и служба безопасности Корпорации вас засекла, вас отправляют на один из крейсеров на орбите. Ваш собственный крейсер, откуда вы прилетели. Но если крейсер не захочет вас принять или если вам удастся договориться с каким-нибудь другим кораблем. Корпорация не возражает. На крейсере вы предстаете перед судом. Поскольку с самого начала известно, что вы виноваты, у вас есть три выхода. Первый — оплатить дорогу домой. Второй — поступить на службу на крейсер, если вы ему нужны. Третий — выброситься из шлюза без скафандра. Поэтому, как вы поняли, хоть на Вратах нет законов, но и преступлений почти не бывает.
Но, конечно, драгоценные экспонаты все равно закрывают, потому что у туристов может возникнуть искушение прихватить один-два сувенира.
И вот мы с Кларой рассматривали кем-то найденные сокровища... и не обсуждали то, что нам следует отправиться на поиски новых.
И дело не только в экспозициях. Конечно, они очаровывали: это вещи, которых касались руки (щупальца, клешни?) хичи, и пришли они из невообразимо далеких мест. Но еще больше меня привлекали мерцающие экраны. На них постоянно сменялись данные: отчеты обо всех полетах, один за другим; соотношение вылетов к возврату; суммы, выплаченные счастливцам-старателям; список тех, кому не повезло, медленный длинный список, имя за именем, ползущий по экрану. Общий итог: 2355 стартов (пока мы были в музее, число изменилось вначале на 2356, потом на 2357; мы ощутили вибрацию двух стартов), 841 успешное возвращение.
Стоя перед какой-нибудь витриной, мы с Кларой не смотрели друг на друга, но я чувствовал, как она сжимает мою руку.
Определение «успешный» несколько условно. Оно означает, что корабль вернулся. Оно ничего не говорит о том, вернулся ли экипаж и в каком состоянии.
После этого мы ушли из музея и на обратном пути почти не разговаривали.
Я подумал, что Эмма Фотер сказала мне правду: человечество нуждается в достижениях старателей. Очень нуждается. Многие голодают, и, возможно, технология хичи сделает их жизнь более терпимой. Если старатели отыщут образцы этой технологии.