Вредная привычка жить

Климова Юлия

Похоже, моя инициатива только обрадовала его.

Я вновь увидела дуб и эту вонючую помойку. Мужчина в темной кожаной куртке шел к тому месту, где совсем недавно стояла я. Узнать его было нетрудно, я не ошиблась в своих прогнозах – это был Носиков Леонид Ефимович!

Сердце мое сжалось. Я знала, что сверху лежат настоящие деньги, и очень надеялась, что в такую погоду он не полезет на дно чемодана и не поймет, что его обманули.

Как только он взял сумку и отошел в сторону, перед ним, словно мираж, вырос Воронцов.

Он

что-то сказал вору.

Видно, Носиков отдал команду, и из кустов, точно две черные тени, выскочили две огромные собаки. Они бросились на Воронцова, но упали на землю за несколько шагов до него… Прислонившись к дубу, в тени стоял Мелех, а в его руках был пистолет.

Поняв, что он проиграл, Носиков бросился в сторону небольшого леса. За ним было шоссе, наверное, там он оставил свою машину. Мелех побежал следом. Если бы Носиков бросил сумку, то, пожалуй, догнать его было бы сложнее, но жадности в этом человеке было куда больше, чем ума, и уже через несколько секунд он, поваленный здоровым Мелехом на землю, извивался, пытаясь вырваться.

Я увидела, как Воронцов разговаривает по телефону, потом зазвонил и мой аппарат.

– Привет, голова еще не закружилась?

– Вы о чем?

– Неужели ты думаешь, что я оставил тебя без присмотра? Слезай с этого колеса, мы тебя заберем.

– А Солька? – дрожащим голосом спросила я.

– С ней все в порядке, думаю, она сама расскажет тебе, как доблестный Стас вынес ее на руках из собачьего питомника.

Я зарыдала.

– Не плачь, – мягко сказал Воронцов, – на улице и так мокро…

Домой меня повез Воронцов. Настроение у него было отличное, пожалуй, у меня тоже, только очень хотелось поскорее обнять Сольку.

– А Носиков… он где? – спросила я.

– Я поехал за тобой, а его Мелех доставит куда надо.

– А куда надо? – спросила я. – Он убьет его?

Воронцов засмеялся.

– Нет, он сдаст его правоохранительным органам. Не волнуйся, мы сможем аккуратно обвинить его в том, что он совершил. Он сказал, что убил Селезнева случайно, во время драки… Пусть у следователя об этом голова болит…

– А собаки, зачем же было их убивать?..

– Анюта, солнышко, да у кого же поднимется рука убить таких милых собачек?

– Но Мелех… у него ведь был пистолет…

– Это снотворное, сильное и быстродействующее. Проснутся и побегут по своим делам.

– Я благодарна вам за все, что вы для нас сделали, – сказала я, всхлипывая.

Воронцов промолчал.

Когда я приехала домой, Солька вовсю уже рассказывала Альжбетке о своих приключениях. Увидев меня, она подскочила, мы обнялись и заплакали, как две сентиментальные дурочки.

– Ты представляешь, – затараторила Солька, – у меня руки были связаны, а рот скотчем заклеили…

– Надо же, – сказала я, вытирая слезу, – преступник сделал то, о чем я мечтала долгие годы!

Солька не слушала меня.

– Говорит: подружки твои денежки вернут – и проваливай… Там так

воняет собаками, вот понюхай меня, понюхай!

Я была готова нюхать Сольку целыми днями, чем бы она ни пахла.

– А потом дверь открывается, и входят такие парни… я испугалась… жуть, а они – не волнуйтесь, мы от вашей подруги, спасать вот вас пришли… А какие вежливые, я даже удивилась…

– А что тут удивительного? – усмехнулся Воронцов.

– Так у них же все руки в наколках, я как это увидела, подумала – все, смерть за мной пришла…

– Тебе, наверное, так страшно было… – запричитала Альжбетка. – Я бы там с ума сошла…

– Я знала, что вы меня спасете, – заулыбалась Солька.

– Откуда же ты знала? – спросила я, тоже улыбаясь.

– Так это… как ее… дружба же у нас…

Глядя на растерявшуюся Сольку, мы хором засмеялись.

Всю ночь мы провели в Солькиной квартире: делились впечатлениями и рассказывали о своих страхах и надеждах. Когда Солька узнала, что надо отдавать деньги, она как-то приуныла, но Воронцов ее успокоил, сказав: не каждый может похвастаться, что его жизнь оценили в три миллиона долларов, и что не у каждого есть друзья, готовые отказаться от таких денег ради такой вот Фроси.

Да, мы такие! Мы – настоящие друзья!

– Звони, – сказала я Сольке.

– Звони сама.

– Нет, – отрезала я.

– Но это же твоя мама…

– А вдруг мне повезло и она забыла об этом? – прищурилась я.

Воронцов закончил нашу перебранку, нажав на кнопку звонка.

Солька, Альжбетка и я зажмурились.

– Кто там? – послышался до боли знакомый голос.

Мы почему-то посмотрели на Воронцова. Он толкнул меня в бок.

– Мам, это я, твоя родная и немного блудная дочь.

Дверь открылась сразу и широко.

– Таможенный досмотр будет? – поинтересовалась я.

– Проходите, сейчас эпидемия гриппа, не дышите в мою сторону, у вас есть марлевые повязки и бахилы? – спросила моя мама.

Я вопросительно посмотрела на Воронцова: по-моему, он был уже в начальной стадии комы.

Мы кучненько зашли в коридор.

– Это кто? Мужчина в доме, и до сих пор никто не представил мне его!

– Это моя мама – Мария Андреевна, двадцать восемь лет тому назад она совершила нечто необдуманно-безумное, а именно – родила меня, а это – Воронцов Виктор Иванович, мой начальник.

– Это тот, который тебя абсолютно не хочет? – поинтересовалась моя мама.

– Он самый, – сказала я, снимая кроссовки и проходя на кухню.

Девчонки побежали за мной, боясь, видно, остаться наедине с моей мамой. Виктор Иванович улыбался, и у меня было такое чувство, что в этом сумасшедшем доме он почему-то не чувствует себя, как в гостях.

– А по какому поводу так рано, позвольте узнать? – поинтересовалась моя мамуля.

– А мы за картошкой, Мария Андреевна, – сказала Солька, – вот, хотим наконец-то отвезти ее Альжбеткиной тетке.