Времена года
Шрифт:
Чтоб прочитать успеть, успеть…
Поверив, где-то на земле
Есть строки нежные любви,
Я знаю, ты их пишешь мне
И буду ждать слова твои.
НА ТОНКИХ НИТЯХ…
На тонких нитях серого дождя
За окнами, как лодочка в тумане,
Осенними сырыми вечерами
И, словно призрак, думой удручён,
Средь золота застывшего покоя,
Тоскуя над потерянной листвою,
Склоняется ветвями старый клён.
Заученная мною наизусть,
Как слабый свет угасшего заката,
Минувшая, но тяжкая утрата,
Сжимает грудь пронзительная грусть.
К полуночи со скрежетом в зубах,
Насыпав в раны соль воспоминаний,
Стихает боль горячих покаяний
И тает каплей крови на губах.
Твой образ милый, молча уходя,
Кладет печать печали в изголовье,
Душе оставив горькое безмолвье.
И с тонких нитей серого дождя
В ночную тьму срывается земля.
НЕДОСКАЗАННОСТЬ
Погасил на прозрачности неба
День ненастный в осеннем бреду
Цвет тоски удивительно белый,
Как туман на морском берегу.
И неведомой краской заката,
Далеко полоснув окоём,
Он померк… чтобы сделать утратой
Недосказанность в сердце моём.
ОЖИДАНИЕ
Лето с грустью собирает
Всё, что дорого ему,
И неслышно исчезает
В неизвестную страну…
А над мокрою тропинкой
Кружит рыжая листва,
И отчаянной слезинкой
Дождь стучится у окна.
Травы сыростью обняли
Склоны каменных холмов,
Грустью нежной прокричали
Птицы в дымке облаков.
В ожиданье зимней стужи
Лес укрылся жёлтым сном,
Лишь закат осенний лужи
Лижет алым языком.
УТРО
Заснеженное утро ноября,
Лаская дрёму, стелется уютом,
Раздумья наступающего дня
Растягивая в долгие минуты.
Пылинкой одинокою блестит,
В оконного проёма тусклом цвете,
И так собою сладок этот миг,
Так невесом, так робок, предрассветен…
Где даже бесшабашный аромат
Горячего ромашкового чая,
Как мыслями пустыми невпопад,
Виденья снов приветливо качает.
Отдал бы всё, чтоб здесь остаться, в нём,
В тиши, неторопливости и лени,
И вновь, и вновь являться на поклон,
Его желанной, ласковой премьере.
Но надо же такому, как назло,
По чьей-то воле выпало случиться,
Что это утро — именно оно! —
Уже не может больше повториться.
БАРДАК
Осень, выжжа чисто поле и деревья, и кусты,
небо нагло раздевает до прозрачной наготы,
за грудки схватив осинки, так пугает бедолаг,
словно хочет апельсинки с них стрясти, а после как
зверь, завыв истошным воем, поднимаясь на дыбы,
ветром бьёт, озлясь, в заборы и фонарные столбы,
пьяным сумраком вползает в душу, сердце бередит,
и над крышами в тумане гадкой ведьмою чудит,
да дождём наотмашь окна хлещет резво по щекам,
глядя пасмурно и блёкло…
Я любуюсь на бедлам.
Хуже! Это вековечный, нескончаемый бардак.
Он, похоже, тут… надолго
и… не кончится никак.
ПОД ВЕЧЕР…
Под вечер солнце катится по краю
Кофейной чашки бликом янтаря,
И в сумерках неспешно догорают
Рябиной спелой краски октября.
Один глоток горячего напитка
Дарует сердцу нежное тепло,