Vremena goda
Шрифт:
Сначала вы прослушаете доклад профессора Минотти, исследования которого дают основания предполагать, что течение болезни замедляется и смягчается, если пожилые люди своевременно переходят на так называемую средиземноморскую диету, построенную на правильном сочетании фруктов, овощей, оливкового масла, рыбы, крупяных продуктов и красного вина.
Профессор Лайонс провел впечатляющие исследования, в ходе которых было установлено, что люди, владеющие двумя и более языками, менее подвержены болезни. На этом основании профессор разработал систему стимулирования интеллектуальной деятельности пожилых людей: изучение языков, разгадывание шарад и кроссвордов, настольные игры. Для пациентов на стадии предеменции показаны музыкотерапия и арт-терапия, уход за
Еще одному направлению наших поисков будет посвящено выступление профессора Ричардсона, занятого так называемой эмоциональной терапией. Она включает такие разделы, как симуляция присутствия родственников, сенсорная интеграция, аудио- и видеоактивизация воспоминаний, валидационные техники, поддерживающая психотерапия.
Мой соотечественник профессор Ито расскажет вам об использовании стволовых клеток. Как вам известно, эта методология произвела настоящую революцию в современной медицине. Стволовые клетки, иначе называемые «умными» клетками, аккумулируются в той части нашего тела, которая больше всего нуждается в помощи. Они как бы латают поврежденные ткани, то есть организм ремонтирует сам себя. Использование стволовых клеток для регенерации зон головного мозга – дело новое, оно только начинает развиваться, но мы все верим в его перспективность.
Присутствующих здесь представителей фармацевтических кампаний безусловно заинтересует сообщение профессора Кляйншмидта, много лет занимающегося производством гомеопатических препаратов, которые могли бы замедлить развитие болезни.
Однако в первую очередь я желал бы привлечь ваше внимание к продолжительным исследованиям, проведенным во Франции. Перед вами выступит профессор Менье, группа которого сосредоточила свои усилия на том направлении, которое на сегодняшний день представляется самым логичным: если мы не научились лечить болезнь Альцгеймера, давайте попробуем ее предупреждать посредством широкоохватного раннего диагностирования. Наши французские коллеги установили, что первые симптомы Альцгеймера могут быть выявлены за 10–12 лет до активного развития болезни, а это дает медицине шанс вовремя вмешаться. Разработаны специальные тесты: нейропсихологические, биохимические, метаболические. В будущем предлагается подвергать всё население в возрасте 65 лет тотальному тестированию. Эта программа, если внедрять ее в государственных масштабах, потребует колоссальных затрат, но, по моему личному убеждению, именно она сулит наиболее верные результаты.
Кто-то наверняка скажет, что эта идея отдает капитулянтством, что наука таким образом расписывается в своем бессилии перед загадочной болезнью. Что ж, в ходе дискуссий у вас будет возможность высказать критические замечания и, может быть, предложить что-то более конструктивное. Руководство нашего фонда прекрасно сознает трудновыполнимость тотального тестирования. Даже в условиях относительно небольшой страны с хорошо развитой системой социально-медицинского обслуживания и мощными волонтерскими организациями осуществление подобной программы потребует миллиардных вложений. Ни одно государство, даже самое богатое, с этой задачей сегодня справиться не в состоянии без поддержки частного спонсорства.
Но и затягивать кардинальное решение этой проблемы человечество не имеет права. В течение ближайших десятилетий болезнь Альцгеймера станет главной заботой стран, в населении которых стремительно увеличивается доля людей пожилого возраста – а это, собственно, все развитые страны планеты.
В настоящее время в них живет примерно миллиард триста миллионов человек, и альцгеймерных больных насчитывается около 28 миллионов. К 2040 году, то есть всего через тридцать лет, по расчету наших специалистов, эта печальная цифра превысит стомиллионный рубеж. Такова обратная сторона борьбы человечества за улучшение качества жизни – за прогресс социального обеспечения, за победу над сердечно-сосудистыми и онкологическими заболеваниями.
Дамы и господа, вы только вдумайтесь! Получается, что титанические усилия, которые наша цивилизация расходует на социальный и научный прогресс, фактически приводят к постоянному увеличению альцгеймерной популяции! Если сидеть сложа руки, наша цивилизация уже в двадцать первом веке рискует превратиться в огромный дом престарелых, где будут жить только выжившие из ума старики и обслуживающий их персонал, причем процент первых будет постоянно расти, а вторых сокращаться.
Позволю себе аргумент еще более сильный. Если угодно – личный. Я буду говорить не об абстрактном человечестве, а о тех, кто присутствует в этом зале. Да простят меня дамы за невежливость, но большинству из нас за пятьдесят. Это значит, что в 2040 году не кто-нибудь, а именно мы с вами имеем все шансы оказаться среди тех самых ста миллионов. Таким образом, борьба с болезнью Альцгеймера – наша с вами личная проблема. Никто ее за нас не решит. Благодарю за внимание.
Аплодисменты.
Председательствующий: Это был президент Международного фонда борьбы с болезнью Альцгеймера доктор Санада Сабуро.
Сандра. Начало пути
Пятницу я почти не слушаю. В речи медицинского функционера, которую монотонно читает мой ангел-тюремщик, для меня нет ничего интересного. Общие фразы, расхожие факты. Я начинаю задремывать. Не из упорядоченного хранилища памяти, а из мутного омута сновидений выплывают бессвязные, перепутанные образы. Харбин смешивается с Петроградом, Сунгари с Невой, мелькают расплывчатые лица, доносятся глухие звуки.
Вдруг сквозь невнятный гул отчетливо звучит японское имя: Сабуро. Я так и не поняла, откуда оно возникло. Может быть, его подбросила гаснущему сознанию память – как бросают хворост в затухающий огонь, чтоб он погорел еще. Мой мозг, кажется, не хочет расставаться с летом тридцать второго года. Ну что ж.
Потухший было свет оживает, сонные сумерки отступают. Я не дремлю. Я мысленно повторяю: Сабуро, Сабуро.
Это очень распространенное в Японии имя. Означает «третий сын» – не очень поэтично. Сабуров говорил, что у него отец человек военный, любит простоту. Старшего мальчика назвал Ичиро – «Первый Сын», следующего Джиро – «Второй Сын», ну а он, стало быть, зарегистрирован под номером 3.
Кроме как «Сабуровым» никто из русских его не называл. Он сам так представлялся. Был Сабуро-Сабуров для японца очень высок, с правильным, несколько холодноватым лицом, с не по-азиатски внушительным носом. Всегда вежливый, безукоризненно одетый, не тратящий слов попусту. На визитной карточке по-русски и по-английски написано: «Сабуро Ооэ, капитан генерального штаба императорской армии». Он мне объяснял, как переводится его фамилия, даже иероглифами писал, но я забыла. То ли «Большая Река», то ли «Большое Озеро» – в общем, что-то большое и мокрое. По-русски Сабуров говорил так, что ходили слухи, будто он не японец, а казанский татарин. Но я знала: он потомок старинного самурайского рода, а наш язык выучил еще в детстве. Его отец перед войной служил военным агентом в Петербурге, и Сабуров несколько лет отучился в «Петришуле», куда отдавали своих детей многие иностранные дипломаты.
Думаю, что я была в него почти влюблена, хоть и не хотела себе в этом признаваться. Он меня интриговал, мне нравилось его общество, но свой интерес к Сабурову я объясняла сугубо антропокультурными причинами. Он представлялся мне знаменательной личностью, прообразом будущего человечества: носитель японского духа, вооруженный европейским воспитанием и образованием; амфибия, одинаково свободно чувствующая себя на тверди Запада и в водной стихии Востока.
Я намеревалась стать такой же амфибией, для того и учила китайский. Мне нравилось воображать, что Сабуров ко мне неравнодушен и однажды сделает мне предложение. Я, пожалуй, согласилась бы стать его женой и произвести на свет некоторое количество представителей новой евроазиатской расы.