Времена грёз
Шрифт:
В истерике, во всепоглощающем безумии я разорвал все свои блокноты со стихами, выкинув остатки в камин. Зеркало на стене отразило мои всклоченные волосы, лихорадочный взгляд и засосы на шее, что заставило меня уничтожить все отражения в комнате. Я был противен самому себе до такой степени, что хотелось содрать кожу и тоже сжечь ее, избавиться от себя, стать другим человеком или стереть свою память подчистую. Впервые я жалел, дико жалел, что Мом не убил меня еще тогда в спальне, где я, напившись, лежал под ним, едва сдерживая стон от порезов острым клинком. На грани сознания промелькнула шальная мысль, поехать за ним в эту чертову деревню и умолять
Обессилев, я сел у постели и лишь тихо выл, надеясь потерять-таки остаток разума, избавившись от такой страшной обузы, как я сам.
Когда чувств не осталось, все, что я смог, лишь поклясться себе: больше никогда и никого не любить, надеясь провести остаток жизни в одиночестве, забытый, словно меня никогда не существовало в этой семье.
Дополнительная глава. Взгляд в бездну
Геката
До восьми лет я не знала своего отца.
Точнее, я знала, что он есть. Что он любит меня и маму, что он очень сильный и оберегает нас, по-своему, на расстоянии, но, если нужно, он обязательно придет, поможет и спасет. От чего бы то ни было. Ведь благодаря ему я появилась на свет.
Так говорила мама. Я ей верила и тоже любила, как могла. Со всей своей детской наивностью. Любила тот мифический образ, что она показывала мне, и даже не задумывалась о том, кем же он был на самом деле. Папа просто есть, он существует, и в него нужно верить, и я верила, ведь видела его в мелочах. В янтарных бусах на шее мамы, в своих волосах цвета воронова крыла, в рассказах мавок, что с тоской вспоминали о нем, в расписанной его рукой колыбели с васильками и лавром, в коротких записях незнакомыми буквами на пожелтевшей бумаге. Я даже пыталась повторить этот почерк, но выходило неважно, поэтому я просто оставила все как есть. Как еще один артефакт, напоминающий о том, что папа существует.
Мне он представлялся абсолютно всемогущим, всесильным и смелым магом, что пришел в эти земли много лет назад. Действительно много, ведь для ребенка, восемь лет — целая жизнь, есть с чем сравнить.
И так я считала долго, очень долго, ведь сколько себя помнила, его не было рядом со мной. Хотя у других детей отцы были вместе с семьей, но, видимо, они были не настолько сильны, как мой.
По-настоящему узнать его, я смогла лишь перед восьмым днем рождения, когда мой дар впервые проснулся.
— Гета, мне нужно будет отлучиться на рынок, пока меня не будет принеси немного воды. Только будь осторожнее, наш колодец зарос, поэтому сходи лучше к дальнему, много на себя не бери, нам вода нужна только на ужин.
Мама, сняв фартук, поправила свое выходное платье и поспешно собрала корзину с цветными склянками лекарств на обмен. Наблюдая за ней, я невольно задумалась о своем предстоящем дне рождения. Судя по тому, как много всего она хочет обменять, на праздник мама задумала, что-то особенное.
— Хорошо, возьму ведерко поменьше.
Поелозив на стуле и сгорая от любопытства, я постаралась отвлечься вернувшись к травнику передо мной. Записи в нем, сделанные многими ведьмами до меня, дополняли друг друга, иногда переписывались и перекрывались посланиями для ведьм помладше. Высушенные стебельки и листья, приклеенные на рыбий клей к страницам, каждая из женщин рода обновляла вручную, как только выучивала все растения в книге.
Мама осторожно погладила меня по голове и, поцеловав в макушку, строго глянула на кота. Со всей возможной серьезностью зверь кивнул ведьме, подтверждая, что проследит за мной, пока ее нет.
— Вот и ладушки, как вернусь, могу почитать тебе что-нибудь из отцовских заметок, но только после ужина.
Охотно покивав в ответ, я встала, чтобы проводить маму до ворот и уже после, вернувшись к травнику, решила дочитать страницы о бессмертнике, прежде чем пойду за водой.
Летний зной разогрел улицу, но дома все еще было прохладно, лишь из окна чувствовались теплые дуновения ветра, ласково касающиеся моего лица и тонких листов бумаги на столе. Сама того не заметив, я уснула, сложив голову на руки и подгоняя себя мыслью, что еще чуть-чуть посижу и обязательно схожу за водой. Васька, разморенный все тем же полуденным солнцепеком, растянулся на подоконнике рядом и мне показалось, что прошла всего пара минут, но когда я вновь открыла глаза, часы на стене показали пять часов вечера. Мама вот-вот должна была вернуться, а я все еще сидела за травником.
— Ой… Вася, если я не успею вернуться вовремя, задержи маму!
Подорвавшись и резко хлопнув книгой, я побежала за ведром для воды. На ходу подхватив косынку, я наспех повязала ее на голову и вылетела на задний двор. Летний зной уже спал, давая дорогу солоноватому ветру с моря, и вдохнув полной грудью, я повернулась в сторону дальнего колодца, но, тут мне на глаза попался "заросший" как говорила мама. Опасливо оглядевшись, я, недолго думая, прыгнула на тропинку к нему и быстрым шагом прошла вперед. Сам колодец находился недалеко, построен из простого серого камня, взамен деревянного, обрушившегося пару лет назад. Козырек над ним аккуратный из красной черепицы, а по бокам у стен действительно раскинулся терновник, да так сильно, что поглотил больше половины отверстия шахты.
— Ну, была не была…
Остановившись у колодца, я машинально заглянула внутрь и потянулась к вороту. На миг ветер с моря неожиданно стал холоднее, будто сейчас и не лето вовсе, а начало осени. Поежившись, я замерла, пережидая неприятные мурашки по телу, и невольно прислушалась к шелесту терновника. Чуть пошевелившись, кусты стали выглядеть как-то слишком угрожающе, и, оглядевшись, я подобрала палку, чтобы немного отодвинуть их от себя.
В этот момент мне показалось, что кто-то шепчет рядом, и голос, слабый и хриплый, отражается эхом от каменных стен.
— Кто здесь?
Вздрогнув, я вновь заглянула вниз, перегнувшись через стенку и пытаясь рассмотреть в черной глади силуэт говорящего, но мрак, сгустившийся на дне, и тень, падающая от козырька, не давали понять, есть ли кто-то внутри. Едва я решила, что мне показалось, как голос стал чуточку громче, и к нему добавился еще один и еще. Они все что-то шептали, тонко и жалобно, будто уже давно сидят в этом колодце без возможности выбраться наружу.
В ужасе я попыталась отшатнуться, взявшись за стойку козырька, но вместо этого в руку больно впился терний и, вскрикнув, я отдернула ладонь, инстинктивно дернувшись в бок. Вторая рука скользнула по влажной кладке, лишая равновесия, и спустя всего секунду я сама ухнула вниз в черную пропасть колодца к незнакомым голосам, успев только сжаться для падения в воду.