Времена и формы (сборник)
Шрифт:
– При чем тут психология? – удивился Тони.
– Статистика показывает, что у человека больше шансов получить помощь в таком вот переулке, где мало людей, чем на людной улице. Все смотрят на всех, и думают, что раз никто не помогает, значит… Стадный инстинкт. Все наши действия – это, прежде всего, результат подобных инстинктов.
– Так уж и все? – возразил Тони. – Есть, между прочим, личная гордость, есть…
– Они тоже, – Милн покачал головой. – Вы просто не понимаете, как это работает. Вот… вот, например, стандарты радиационной безопасности. Вы знаете, что за последние пол-века минимально допустимый
– Взятки-то тут при чём?
– Как это – при чём? – Милн аж подпрыгнул на своём неудобном стульчике. – Вы помните этот ажиотаж, когда следящие системы развились до уровня, позволяющего реконструировать события? Когда можно стало сравнить видеозапись человека, входящего в защищенный от прослушивания офис, и выходящего, и сказать – он оставил в офисе конверт, и даже вычислить, по косвенным данным, сумму?
– А, – сказал Тони. – Я понял. Потом появились инвестиционные токены.
– Да. Удобный и как бы законный способ дать человеку взятку. Толпа приняла это, хотя всем всё было ясно. Стадо.
– Ну, не знаю, – Тони задумчиво почесал в затылке. – Вообще-то, инвестиционные токены создавались для анабиозников. Ну, когда стало можно замораживать людей на длительный срок, а затем размораживать, и возникла необходимость в… э…
– В финансовом инструменте, который гарантированно не потеряет свою стоимость через сто лет. – Милн усмехнулся. – Токены торгуются на бирже. Значит, курс их может падать. Так что – нет, это именно механизм легальной передачи денег, за нелегальные услуги. Не спорьте, молодой человек. Я, как-никак, эксперт.
– Я и…
Собеседники помолчали. Казимир не вмешивался в их беседу. Во-первых, вдруг да всплывет в разговоре ещё одна ложь, за которую можно будет впоследствие зацепиться, а во-вторых… диван с каждой минутой становился всё удобнее.
Он достал коммуникатор, и принялся просматривать почту. За прошедшие с момента преступления четыре часа, отдел экспертизы проделал огромную работу. В основном, конечно, автоматическую. Были вскрыты списки и полные записи телефонных звонков жертвы, и проанализированы полицейским «искусственным идиотом». Для разговоров с неизвестными абонентами, вычисленны были координаты принимающего аппарата, и по данным тамошних камер наблюдения – выделен круг возможных собеседников. Затем эти же аппараты были отслежены назад во времени от точки разговора, в местах, где их владельци попали в поле зрения камер, был проведен повторыный анализ, и – вуаля! – все абоненты, кроме одного, установленны. Последний будет установлен в скором времени, никаких сомнений.
Взломаны коды шифрования, использовавшиеся в трёх видах звонков. Ничего криминального – Виктор беседовал со своей девушкой, по трём разным номерам.
Проанализирован эмоциональный фон разговоров. Выделено две группы абонентов, первая – врач-андролог, к которому, судя по записям медицинских систем, юноша и не обращался вовсе. Анонимность? Или просто – ещё одно применение «инвестиционных токенов»? Скорее, второе – вот запись о покупке такого токена. Впрочем, возможно,
Расшифровка же данных из носимых устройств была еще в процессе, ибо Виктор использовал сильные алгоритмы шифрования. Если бы он удосужился генерировать квантовые ключи сам, а не брал их из Интернета, задача и вовсе затянулась бы на пару недель, а так – пожалуйста. Через час будет готово.
Между тем, Тони и Милн уже оставили позади вопросы прикладной генетики, и вовсю обсуждали будущее человечества. Нашли, что называется, друг друга.
– Сингулярность, – говорил Милн, – это хорошая метафора. Очень хорошая. Настолько хорошая, что большинство тех, кто её использует, даже не понимают… Вот интересно, – перебил он сам себя, – а тот, кто первым предложил этот термин, он-то понимал, какое это издевательство?
– Издевательство? – удивился Тони. – Почему? Сингулярность – это ускорение прогресса, вот и всё.
– Сингулярность – это термин из теории физики пространства, молодой человек. – Милн назидательно погрозил собеседнику пальцем. – Сингулярность, это область пространства, в которую скатываются, рушатся, если так можно выразиться, не только материальные объекты, но и само пространство. Есть даже мнение, что мы живем внутри черной дыры высокой размерности, и пресловутое разбегание галактик – ни что иное, как проскальзывание… Впрочем, неважно.
– Я знаю, что такое сингулярность, – обиженно возразил Тони. – Мы проходили. Но всё равно не вижу издевки никакой.
– Вот как? Знаете? Тогда скажите, что происходит с объектом, который падает… туда. В ту чёрную дыру, к которой мы так стремимся?
– Ну… падает…
– Он разрушается, молодой человек! – торжествующе заявил Милн. – Ускорение, действующее на объект, разрывает его в клочья!
– А…
– И наше общество тоже разрушится. Сначала мы исчерпали ресурсы. Пришлось вводить экономию и ресайклинг. Потом мы обнаружили снижение фертильности. Создали альтов. Отвергли альтов, и сейчас пытаемся заменить вполне работоспособных хрюшек на безумно дорогие и капризные искусственные устройства. Ибо естественным путём мы уже размножаться не можем. Потом… потом, точнее, чуть раньше, была проблема с обучаемостью. Ну, вы-то не застали, слишком молоды. Создание компьютеров привело к развитию областей мозга, ответственных за визуализацию, а те области, которые отвечали за чтение и абстрактное мышление…
– Да, я читал.
– Это, вроде, удалось побороть, введя новые стандарты графики и запреты на излишнее использование компьютеров в раннем возрасте… Но всё равно, дислексия и общая тупость… – Милн вздохнул. – Я же их тестирую, вы понимаете…
– Но общество всё равно развивается, – упрямо возразил Тони. – Мы встречаем препятствие, и преодолеваем его…
– Пока не встретим препятствие, преодолеть которое мы не сможем, – сказал Милн. – Закон Паркинсона. Совершенство достигается в момент краха. Так гибли все империи – Рим, Советский Союз, Британия… Мы упорно считаем, что наше общество будет существовать вечно, но ведь и Рим так считал. Человечество в целом – это тоже Империя, в своём роде, и тоже почему-то полагает себя бессмертным… Потеря чувства реальности, молодой человек.